Свернув с автострады, она вскоре доехала до знака, на котором было написано: «Добро пожаловать в Завьер» и сообщалось, что население городка составляет 1499 человек. Проехав одну милю, Джина въехала в деловой и торговый район, состоящий из придорожного кафе, нескольких зернохранилищ, двух заправочных станций и небольшого продуктового магазина. Остановившись на, видимо, единственном здесь светофоре, Джина посмотрела налево, на двухэтажное офисное здание. В нем под одной крышей мирно сосуществовали два врача, два адвоката, один стоматолог, один бухгалтер и одна страховая контора.
Джина взглянула на свой телефон. Времени до пяти часов оставалось немного. Она решила проехать еще три четверти мили и отыскать дом Люсинды Стивенсон, а затем развернуться и опять доехать до кафе, чтобы выпить кофе. Ей не хотелось чувствовать себя усталой и медленно соображать, когда она будет говорить с матерью Полы.
Деловая и торговая часть Завьера оказалась совсем небольшой и быстро осталась позади. По обеим сторонам дороги на немалых расстояниях друг от друга стояли дома, по большей части нуждающиеся в покраске. На их немощеных подъездных дорожках стояли пикапы самых разных размеров.
Голос навигационного приложения объявил:
– Вы доехали до конечного пункта. – Джина притормозила и посмотрела направо. Футах в семидесяти пяти от дороги стоял маленький домик, похожий на крупноразмерный упаковочный ящик. Три кособоких ступеньки вели на террасу, занимающую весь его фасад. Находящийся перед ним газон, если его вообще можно было так назвать, выглядел так, словно его уже много месяцев не касалась газонокосилка. Справа от парадной двери цифра «8» висела прямо, а цифра «2» располагалась под странным углом. На гравийной подъездной дорожке без дела стоял древний пикап с погнутым ржавым задним бампером.
Дверь отворилась, и на террасу вышла плотная, коренастая женщина с прямыми седеющими волосами.
– Вы Джина? – крикнула она, когда Джина опустила свое окно.
– Да, – ответила Джина, заглушив двигатель.
– Что-то вы рано, – крикнула женщина, прежде чем Джина успела извиниться, и продолжила: – Дайте мне десять минут, – и вернулась в дом.
Плакал мой кофе, подумала Джина, нажимая кнопку, чтобы поднять окно.
Пятнадцать минут спустя Люсинда Стивенсон подошла по подъездной дорожке к машине Джины, открыла переднюю пассажирскую дверь, залезла на сиденье и не без труда застегнула ремень безопасности на своем объемистом теле. Прямые седеющие волосы доходили ей до плеч. Несмотря на холодную погоду, она не надела верхней одежды; на ее линялой фуфайке красовался логотип Университета Небраски. Ансамбль дополняли грязные синие джинсы и поношенные черные кроссовки. На что бы Люсинда Стивенсон ни потратила те пятнадцать минут, которые она провела в доме, прежде чем выйти из него опять, в перечень этих дел явно не входил макияж, поскольку на ее лице не было ни следа косметики.
Первыми ее словами были:
– Надеюсь, вы поведете машину сами.
– Да, конечно, – ответила Джина, стараясь не обращать внимания на запах алкоголя, который, казалось, становился все сильнее с каждым новым выдохом ее пассажирки.
– Вы знаете «Стейк-хаус Барни?»
– Боюсь, что нет. Я в здешних местах впервые.
– Ничего, я буду говорить вам, как ехать. До этого заведения всего десять минут езды. Сделайте разворот.
Заведение Барни располагалось в бывшем амбаре. В этой постройке, почти лишенной окон, стояло около десятка столиков. Слева находилась барная стойка, возле которой имелись места для шести персон. Из древнего музыкального автомата доносились негромкие звуки песни Хэнка Уильямса
[36].
Когда они уселись за один из столиков, к ним подошла официантка, поздоровалась с Люсиндой, назвав ее по имени, и вручила им два меню.
– Принести вам что-нибудь из бара?
Люсинда посмотрела на Джину.
– Платите вы?
– Да, я, – ответила Джина, еще раз пожалев, что расходы на расследование теперь оплачивает не журнал, а она сама. Люсинда заказала шотландский виски, а Джина удовольствовалась бокалом «Пино-гри», единственного белого вина, которое имелось в меню.
– Я уже знаю, что закажу из еды, – сказала Люсинда. – Почему бы и вам не заказать, пока мы будем ждать, когда она подойдет опять?
Джина взглянула на меню, затем положила его на стол.
– Мне хочется еще раз поблагодарить вас, миссис Стивенсон, за то, что вы согласились встретиться со мной сразу…
– Зовите меня Люсиндой. Меня все так зовут. Мой отец назвал меня этим именем, потому что любил играть на аккордеоне «Вальс Люсинды». Это была единственная песня, которую он знал. – И она громко расхохоталась.
– Хорошо, я буду звать вас Люсиндой. Вчера мы с вами говорили совсем недолго. Скажите, вы что-нибудь знаете о движении MeToo?
– О нем много говорят по телевизору.
– Совершенно верно. Много лет женщины, подвергавшиеся сексуальным посягательствам у себя на работе, либо продолжали молча страдать, либо уходили с работы и ничего никому не рассказывали. Они считали, что расклад не в их пользу и им никто не поверит, – и были правы.
– Значит, это случилось и с моей Полой? – спросила Люсинда, и в голосе ее прозвучала печаль.
Подошла официантка и поставила перед ними напитки. Джина заказала стейк из говяжьей вырезки весом восемь унций
[37], а Люсинда – стейк высшей категории весом двадцать шесть унций
[38]. Когда официантка отошла, они продолжили разговор.
– Я почти уверена, что да. Но теперь, благодаря движению MeToo, к женщинам, обнародующим свои жалобы на сексуальные посягательства, прислушиваются, и в большинстве случаев их обвинения воспринимаются всерьез. Ни одна компания не хочет, чтобы о ней плохо говорили в СМИ, а потому многие компании предпочитают подписывать с жертвами сексуальных агрессоров конфиденциальные соглашения о неразглашении и выплате отступных, чтобы избежать шумихи и спустить дело на тормозах.
– А суммы этих отступных превышают сто тысяч долларов?
– Да, превышают.
– Тогда это все объясняет.
– Объясняет что?
Люсинда перехватила взгляд официантки, красноречиво потрясла своим опустевшим бокалом, затем снова повернулась к Джине.
– Мой сын Джордан, брат Полы, младше ее на три года, – так вот он подсел на опиоиды.
– Мне очень жаль. А теперь он… – Джина сделала паузу, – в порядке?
– Ему намного лучше. Но лечение от зависимости обходится так дорого, что мне его было не потянуть.
