Иногда действия откровенно противоречат словам. В «Тени сомнения» дядю Чарли разыскивает детектив. И хотя появление сыщика вроде бы оставляет дядю Чарли равнодушным, жесты выдают его тревогу: «Дядя Чарли ‹…› комкает салфетку в кулаке».
Дядя Чарли начинает «откручивать проволоку с бутылочного горлышка ‹…› уверенными точными движениями», как будто душит кого-то, что не раз проделывал в прошлом.
Позже, придя с племянницей в бар, дядя Чарли «берет одну бумажную салфетку за другой, комкает и бросает на пол».
Напряжение нарастает. Дядя Чарли уже не так невозмутим.
Жест бывает неосознанным. Если бы дядя Чарли отдавал себе отчет в своих действиях, то мог бы сдержаться. Собственно, когда племянница обращает внимание на скомканные салфетки, дядя Чарли, опомнившись, перестает их комкать.
Иногда сложно понять, преднамерен ли тот или иной жест персонажа. Осознанно он поступает или нет?
По сценарию Эмме Ньютон, сестре дяди Чарли, сейчас хотелось бы побольше внимания со стороны мужа. Готовясь ко сну, она «пробегает кончиками пальцев по шее, потом слегка расстегивает ворот ночной сорочки ‹…› снимает абажур с ночника. В более ярком свете она выглядит почти девушкой – на губах ее играет счастливая улыбка».
Потом Эмма пытается привлечь внимание мужа к своей внешности словами. Если жесты не действуют, может, подействует предметный разговор.
МИССИС НЬЮТОН: Бернам-стрит, 46 ‹…› Первая красавица в районе. Я была первой красавицей района.
Подтекст заставляет нас задаться вопросом «почему?». Зачем ей сейчас понадобилось вернуться в прошлое? «А, понятно, – догадываемся мы. – Она хочет, чтобы муж заметил, какая она хорошенькая, какая она сексуальная, и откликнулся». В открытую она этого не говорит, но из общего контекста все ясно. И она явно прекрасно понимает, что делает.
Когда подразумевается подтекст, у нас возникают вопросы. Мы становимся похожи на детектива, на собаку, упоенно вгрызающуюся в кость – то есть в назревший вопрос, – и выясняем, что кроется за словами и действиями.
В «Дороге перемен» Эйприл вроде бы смиряется с отменой переезда в Париж. Ее мечты разбиты. Ей нужно принять случившееся и остаться хорошей женой. Пора завтракать. Что она должна приготовить на завтрак, чтобы подтекст не остался незамеченным? Добьемся ли мы нужных ассоциаций, если она приготовит оладьи, киш или кукурузные хлопья? Вряд ли.
И тогда вам приходит в голову мысль насчет яиц. Эйприл беременна, но ребенка не хочет. Она спрашивает Фрэнка, поджарить глазунью или болтунью. Вы продумываете ассоциации с поджариванием. Возможно, у Эйприл уже мозги плавятся от всего происходящего. А возможно, это просто метафора, без лишней драматической нагрузки. Фрэнк выбирает болтунью, тем самым открывая дополнительный простор для подтекста: в их супружеской жизни тоже все смешалось и взбаламучено. Кроме того, его выбор дает Эйприл повод взбивать яйца лихорадочно и ожесточенно, что никак не вяжется с маской «счастливой домохозяйки», которую она нацепила.
В книге говорится: «Вскоре они вместе сидели за столом, изредка обращаясь один к другому с вежливой просьбой передать тост или масло»
[5]. Но жесты и движения опровергают эту идиллическую картину.
Ее омлет остался нетронутым, и кофейная чашка слегка дрожала в руке, но в целом она выглядела абсолютно спокойной.
– Я подумала, тебе надо хорошенько поесть. Ведь сегодня ответственный день. Заседание с Поллоком?
– Да, верно.
Надо же, не забыла!
Беседа на житейские темы продолжается. Да, возник момент, когда «горло перехватило, – Фрэнк чуть не заплакал, но сдержался».
– В смысле, завтрак классный. – Он заморгал. – Наверное, лучший завтрак в моей жизни, правда.
– Спасибо, я рада. Мне тоже понравилось.
Разве теперь можно уйти, ничего не сказав? Они шли к двери, и Фрэнк перебирал варианты: «Я ужасно сожалею о вчерашнем», или «Я очень тебя люблю», или как? Или лучше не рисковать, не начинать все заново? Замявшись, он повернулся к жене, рот его жалко скривился:
– Значит… я тебе не противен, нет?
Конечно, нет. Все приличия соблюдены – а потом Эйприл убивает себя, пытаясь прервать беременность.
Язык тела
Какое-то время назад одной моей подруге нравился ее сослуживец, но как он к ней относится, она не знала. Они были просто знакомы, на свидания не ходили. Поскольку я тоже была с ним знакома и мы обе думали, что, может, его нужно просто подтолкнуть, она пригласила его на дружеский ужин: кроме нее там были мы с мужем и еще несколько приятелей. Мы все знали о ее интересе и гадали, получит ли она после этого ужина приглашение на свидание. Когда сослуживец ушел (в числе первых), оставшиеся принялись обсуждать, сложится у них с подругой или нет. Мой муж, всегда хорошо разбиравшийся в людях, сказал с почти стопроцентной уверенностью: «Нет, на свидание тебя не позовут». На вопрос подруги почему, муж сослался на подтекст языка телодвижений. «Ты заметила, когда вы сидели рядом, его плечи были развернуты в противоположную от тебя сторону, ноги скрещены и тоже развернуты – он от тебя отгораживался. Да, он был любезен и дружелюбен, но интереса к тебе не испытывает». Питер оказался прав. Наша подруга потом благополучно вышла замуж за другого – того, кто от нее не отгораживался.
Подтекст окружает нас повсюду. Нам нужно учиться видеть скрытое за словами и считывать язык тела как в жизни, так и в кино. Что на самом деле означают те или иные движения и жесты? На Олимпиаде 2010 года на золото в мужском фигурном катании претендовали двое – россиянин Евгений Плющенко и американец Эван Лайсачек. Плющенко один из немногих прыгал четыре оборота, но у Лайсачека была более сложная хореография и, по мнению многих комментаторов, больше артистизма. Когда оценка Эвана оказалась на 1,86 балла выше, Евгений явно разозлился – собственно, все российские болельщики пришли в ярость, поскольку считали, что золото по праву должно было достаться России. Как Плющенко продемонстрировал негодование? Языком тела. Когда объявили золотого медалиста, Плющенко резко удалился. При подъеме на пьедестал он совершил нечто из ряда вон выходящее: сперва взобрался на верхнюю ступень пьедестала почета и только потом спустился оттуда на свое второе место. Несмотря на улыбку, вроде бы превращающую все в шутку, Евгений явно не шутил – он считал, что по справедливости ему должно принадлежать первое место, и именно там желал стоять.
Где еще мы наблюдаем подтекст? Если женщина то и дело приоткрывает декольте или расстегивает верхнюю пуговицу блузки, ищите поблизости мужчину. Конечно, если дело происходит в тропиках и вокруг ни души, может, женщине всего-навсего жарко и она пытается хоть как-то охладиться.
Иногда люди в разговоре прикрывают рот рукой. Что за этим скрывается – неуверенность? На самом деле они вовсе не хотят, чтобы их слушали? Или сомневаются в своих словах?
