Я сомневалась, что Карстен намеревается сдержать своё обещание, я знала, как много для него означает слава и известность. Но я ничего не сказала. Его голос звучал вкрадчиво, как бархат.
– Всё это сложно проконтролировать, – сказал он.
А впрочем, не я ли считала, что не Мадс, а Карстен заслужил право оказаться первым на Северном полюсе? А теперь я боюсь того, что на нас свалились два свеженьких миллиона, которые капнут на наш банковский счёт. А как я пообщалась со старым Фредериком Кремером? Ведь поговаривают, что он может вспылить с дамами, когда выпьет лишних пару рюмок.
Я не стала докладывать Карстену, что в контракт вписаны новые условия. Только сказала, что я подписала контракт и что он сам всё увидит, когда я вернусь домой. После разговора с ним я сидела на краю постели, расстроенная, нет, даже подавленная. Остаток ночи меня мучила бессонница. Комната заполнилась тенями и позором.
Глава 17. Операция
Мадс лежал поверх спального мешка, по его бледному лицу пролегали глубокие морщины – он страдал от боли. Он открыл глаза и встретился взглядом с Кнутом. Но с ним заговорил начальник экспедиции.
– Он не хочет, чтобы его оперировали, – сказал Карстен.
Он сидел, склонившись набок, рядом с Мадсом, поддерживая его руками за плечи.
– Он решил продержаться, пока не придёт вертолёт. Я дал ему болеутоляющие таблетки.
– Может пройти немало дней, пока нас отсюда заберут.
Кнут взглянул на Карстена и предостерегающе покачал головой:
– У нас нет возможности сообщить им о нашем местоположении. У нас нет радио.
Терье склонился над примусом и двигал поршневым насосом, чтобы подкачать давление. Котелок был заполнен водой наполовину. Он вынул другой, маленький котелок, чистую футболку, свой нож со всеми приспособлениями. Положил сбоку, подождал, пока вода на примусе закипит.
– Вы не отдаёте себе отчёт в том, что может случиться. Никто из вас.
Голос Мадса звучал словно издалека:
– Я могу умереть, если вы ошибётесь и перережете мне вену.
Кнут заставил себя придвинуться поближе. Палатку заполнил запах гнилой плоти, а нога Мадса издавала такую вонь, что он едва успел задержать дыхание.
– У нас нет выбора, – сказал он. – Заражение может распространиться на всю ногу. Я должен признаться тебе, что никогда не пробовал ампутировать ногу.
– Кнут!
Терье кивком подозвал его к себе и прошептал:
– Это будет чертовски больно. Карстен уже давал ему таблетки, а он продолжает бодрствовать. Что будем делать?
– Не знаю. Нет ли у вас где-нибудь запаса алкоголя?
– Запаса нет, есть всего полбутылки. Неприкосновенный запас, который понадобится нам, когда мы дойдём до Северного полюса. Коньяк Браастада
[54]. Я думаю, нам его передал кто-то из спонсоров. Карстен поил им Свейна, чтобы он немного согрелся.
– Тогда у нас нет выбора. Сперва мы дадим ему таблетки морфина, а потом начнём. Я не рискну всё это откладывать. От боли ещё никто не умирал, я так полагаю. Чуть было не сказал – «слава богу».
Кнут так паниковал, что ему даже физически стало плохо. Пока он дожидался, чтобы таблетки начали действовать, он лихорадочно перебирал в голове все варианты и возможности. Но так ни на чём и не остановился. Наконец Мадс вроде бы заснул. Голова его откинулась назад, на спальный мешок. Тонкая струйка слюны стекала вниз по его щеке.
Карстен заглянул внутрь склянки с таблетками.
– Осталась только половина, – сказал он.
– Сколько ты ему дал?
– Четыре таблетки за последние часы… И три или четыре за прошедшие пару дней. Может быть, три?
Карстен немного потряс склянку.
– Значит, осталось десять или пятнадцать таблеток.
– Береги их, – сказал Кнут. – Не сломать бы склянку.
Терье помог высвободить ногу Мадса. Когда они начали снимать повязку, Терье отполз назад, чтобы немного отдышаться. Карстен сидел и держал Мадса за плечи, на бледном лице вспыхнули глаза – тёмные и большие. От вони на глазах у Кнута выступили слёзы, он не знал, куда повернуться. Он удалил последний слой повязки, мокрый от мёртвой чёрной плоти и зелёного гноя. Он сидел так далеко от выхода, что не смог бы высунуть голову из палатки и вдохнуть хоть немного воздуха.
Кнут подстелил чистую футболку под ногу Мадсу и украдкой взглянул на него. Временами он словно отключался и громко храпел. Преодолевая страх, Кнут Фьель взялся за нож и вытащил лезвие. Одной рукой дотронулся до пятки и приблизился к мизинцу. Глубоко вздохнул и понял, что так не пойдёт. Он должен видеть всю ногу, чтобы оценить, достаточно ли велико лезвие, чтобы сразу сделать разрез. Он и сам не мог поверить в то, что способен на такое, но он сделал это – выскреб желеобразную массу и осушил её разорванным шейным платком.
Терье вернулся в палатку.
– Чёрт побери, я не смог бы описать всё это словами, – сказал он. – Даже трудно себе представить что-то более страшное.
Он сжал губы и покачал головой, он даже не сказал, что больше самой ампутации пальцев он боялся начинающейся гангрены. Кнут взялся за нож, приблизил лезвие к ноге и вскрыл гнойник. От скрежета металла, который раздался во время щелчка, все его внутренности буквально содрогнулись.
Реакция последовала незамедлительно. Мадс вскрикнул. Он издал истошный хриплый вопль, который вырвался из самой глубины измученной плоти… Он вскочил, вырвался из объятий Карстена, опрокинул примус, так, что свалил его на спальный мешок. В следующее мгновение палатка осветилась пламенем от парафиновой горелки. Мадс угодил ногой в огонь. Он смотрел на всё это с застывшими вытаращенными глазами.
Все отреагировали одновременно. Карстен перемахнул через Мадса и схватил его сзади. Терье выплеснул воду из котелка на горящий спальный мешок. Примус погас, и горелка намокла. В палатке стало темно и холодно. В спальном мешке Карстена обнаружилась большая дыра с обгорелыми краями и серо-белой плёнкой льда и изморозью.
– Попробуй просушить горелку и посмотри, можно ли снова зажечь огонь.
Кнут мог бы этого и не говорить. Терье уже и сам начал действовать.
– Стряхни потом воду со спального мешка.
От боли Мадс потерял сознание. Его ногу пламя вроде бы и не обожгло, но было невыносимо созерцать всю эту воспалённую плоть. Кнут обратился к Карстену, который сидел с широко открытыми глазами и обеими руками удерживал Мадса:
– Ты можешь теперь отпустить его. Он без сознания.
– Что же это такое творится, чёрт возьми? Ещё несколько дней назад у нас всё было в порядке. И вот появляешься ты. И ты называешь это спасением?
