После развалин Свердрупбюена главная дорога извивалась и обрывалась, а затем продолжалась к Нюбюену по другую сторону Лонгиердалена. Там располагалась гостиница.
Хотя мне предстоял не близкий путь и я могла бы по телефону вызвать такси, я предпочла пройти это расстояние пешком. Небо покрылось облаками, снег в свете фонарей отливал голубовато-белыми оттенками. Но в основном дорога лежала в глубокой тени посреди сугробов. Не успела я пройти совсем немного, как ужасно замёрзла, хотя была одета в длинную толстую пуховую куртку с логотипами спонсоров и норвежским флагом на рукаве. Мне показалось, что я запросто могу встретить белого медведя. Кнут Фьель из администрации губернатора предупреждал, что никогда нельзя угадать маршрут этих опасных зверей, а я шла здесь одна – в зимней тьме и без оружия.
В середине моста через долину я остановилась и посмотрела вверх, в сторону Лонгиера. Наверху как гигантские ледяные ворота возвышалась башня. Внезапно я обрадовалась, что завтра я не отправляюсь с ними на север. В последние месяцы истории о героических деяниях и ужасающие истории об обморожениях и холодной смерти окончательно отрезвили меня – мне уже не хотелось участвовать в экспедиции. Меня удивляло, что Камилла по-прежнему не исключала своего участия в ней. Время от времени она спрашивала меня, найдутся ли деньги, чтобы она могла прилететь на замену, если кто-нибудь из участников заболеет. Я ответила отрицательно, но тогда она призадумалась: а покроет ли страховка дополнительный рейс на вертолёте. Она, как одержимая, не прекращала своих попыток найти выход, чтобы присутствовать на последнем отрезке лыжного похода к Северному полюсу.
Когда я наконец дошла до гостиницы, то почувствовала, что совершенно окоченела и снова проголодалась. Я поела не слишком плотно. Вероятно, с точки зрения пиара это было заманчиво и тематически уместно – предложить знаменитое меню ресторана «Хюсет», но мясо тюленя мне не по нраву. Я отправилась на кухню, пошарила в шкафах и нашла в холодильнике яйца. Сделала омлет, взяла несколько ломтиков хлеба из большого бумажного пакета, налила себе из стоящей на полке открытой бутылки стакан вина. Казалось, что кроме меня в гостинице никого нет. Ни в одном из номеров не горел свет.
Я прошла в наш с Карстеном номер и обнаружила письмо от моих родителей. Наконец-то я собралась прочесть его. Я знала, что они писали его с любовью и душевным теплом – и отправилась в гостиную. Мне хотелось тихонько поплакать. Волна тоски по дому в Варангере едва не накрыла меня с головой. Но ведь экспедиция продлится всего три месяца.
Максимум четыре месяца, если посчитать ещё месяц на всякую шумиху и хлопоты, которые неизбежны после возвращения домой. Но, может быть, и меньше, если Карстен и другие по той или иной причине будут вынуждены прервать поездку. В сущности, тогда я даже не принимала во внимание то, что экспедиция может обернуться катастрофой. Я отогнала от себя эту мысль, страх и фатализм не должны одержать верх. Подобного даже допускать было нельзя – разве такого финала заслужили люди, которые вложили свои капиталы и доверились нам?
Письмо от моего отца был кратким. Но то, о чём писал мой отец, не могло бы мне присниться даже в самых страшных снах. Я буквально застыла. Передо мной стояла тарелка с омлетом, которая постепенно остывала. Уже намного позже я услышала, как рядом с отелем остановилось такси, и пассажиры, которые приехали на нём, с шумом поднялись вверх по алюминиевым ступенькам. Тогда я залпом осушила стакан вина.
То, что сделал Карстен, было настолько чудовищно, что меня буквально захлестнула ярость. Я рассчитывала, что приду в номер, сяду и буду читать письмо от моих родителей, которое мой легковерный отец прислал мне на Шпицберген. Оказалось, что Карстен обманул моих родителей и уговорил их заложить любимый дом моей бабушки. Меня в известность никто не поставил. Разумеется, я бы ни за что на это не согласилась.
Я решила подождать его на кухне и стояла в тени, не включая света, когда они прошли по коридору, болтая без умолку и смеясь. Даже когда служащий гостиницы прошёл, хромая, мимо меня по коридору, я не проронила ни единого слова, даже пальцем не шевельнула. Служащий испуганно уставился на меня, повернулся и поспешил назад в свою комнату у входной двери.
Мадс, Камилла и Карстен, болтая и смеясь, прошествовали прямо на кухню, не заметив меня, стоявшую в тени.
Они шарили в шкафу, громко переговаривались. Вероятно, они решили приготовить себе на ночь что-нибудь поесть, так же как и я. Я сделала несколько шагов вперёд, встала в открытом дверном проёме, как в раме, на меня падал свет из кухни. Прошло несколько секунд, прежде чем Карстен заметил меня. Увидев письмо у меня в руках, он сразу понял: что-то случилось. Даже при слабом освещении я могла разглядеть, что он побледнел. Наши с ним взгляды пересеклись.
– Получила привет из дома? – спросил он.
Я не стала юлить:
– Мои родители заложили дом моей бабушки и прислали тебе все деньги. Но на счёт экспедиции такая сумма не поступала. Может, изволишь объяснить, куда делись деньги?
Карстен неуверенно кашлянул. Он собирался рассказать мне обо всём, но в последнее время я выглядела такой подавленной, что он опасался за моё душевное здоровье и не хотел, чтобы я переживала.
Зато Камилла призналась мне, куда делись деньги. Она и Мадс уже много недель назад узнали обо всём. Им пришлось внести деньги под гарантию, которую «Эйрлифт» потребовал по контракту – за перелёт на Северный полюс. Они были вынуждены согласиться. В противном случае вертолётная компания отказывалась брать на себя обязательства.
Я рассмеялась – холодно и презрительно. Видимо, «Эйрлифт» уже и раньше имел дело с людьми вроде нас. Они хорошо понимают, что их компании не надо брать на себя ответственность доставлять экспедицию на льдину, а потом они будут вынуждены вернуть её на материк бесплатно, потому что ни у кого из них денег нет. Я не могла вымолвить ни слова. Моё лицо застыло как маска. А как обстоят дела с другим рейсом, ведь вертолёт должен был отправиться на Северный полюс, чтобы привезти собак? Разве Свейн уже заплатил за перелёт?
Никто из них не ответил. Мадс сделал ко мне несколько шагов. Вытянул руку вперёд, словно хотел помочь мне подняться на ступеньку, туда, где находились остальные.
– Мы обсуждали это всю ночь, – сказал он. – Не знали, что нам делать. Что ты можешь предложить?
Карстен подскочил к Мадсу и протянул к нему руки.
– Да помолчи ты, ради бога. Хватит её мучить. Она и так сделала для экспедиции больше чем достаточно. Если бы не великодушный жест её отца, нам пришлось бы всё отменить.
Его глаза с мольбой смотрели на меня. Никогда раньше я не видела его таким бледным.
– Попробуй всё-таки сохранить хотя бы капельку доверия ко мне, – сказал он. – Клянусь тебе, что я постараюсь всё уладить.
Медленно я сделала шаг назад. Прочь от этого неведомого мрака, который я видела на их лицах и частью которого я не желала стать. Я заговорила – и обращалась только к Карстену. Слова срывались с моих губ и катились по полу как камушки. Если дом моей бабушки будет продан с молотка потому, что экспедиция не исполнила свои обязательства, то нашему союзу конец. Я повернулась и вошла в наш номер.
