Они оттащили его. Карстен лёг на колени рядом с ним.
– Зачем ты это сделал, Мадс? Ты что, сбрендил?
Глаза Мадса блуждали. Он выглядел ошеломлённым и в то же время сердитым.
– Дайте мне исчезнуть. У меня адские боли в ноге. Вы даже не можете себе представить, какие боли.
Он тяжело вздохнул и задрожал.
Карстен схватил его за туловище, поднял и посадил. Придерживал его обеими руками.
– Пожалуйста, не сдавайся. Когда мы вернёмся домой, клянусь, все боли забудутся. И мы пойдём в театральное кафе и усядемся за наш столик. Ведь публика приходила туда пообщаться с тобой, Мадс.
Он сидел, тесно прижавшись к нему, бормотал ему на ухо утешительные слова.
– Мы должны отвести его назад, в палатку, – нетерпеливо сказал Терье.
Они обошли торос кругом. Карстен и Кнут взялись за плечи, Терье за ноги. Мадс всё время кричал и жалобно всхлипывал.
Его одежда промокла и задубела от холода. Они собрали сухую одежду, какую нашли, не разбирая, кому что принадлежит. У них возникло такое чувство, что следует поторопиться. Примус они поставили снаружи, но следили, чтобы Мадс не наткнулся на него и не опрокинул.
– Мы должны экономно тратить парафин, – изрёк Карстен.
Кнут удержался от того, чтобы спросить, сколько осталось парафина. Да, собственно говоря, какое это имеет значение? В любом случае им придётся довольствоваться тем количеством, которое у них есть, пока их не эвакуируют.
– Нам бы надо сменить повязку, пока мы здесь, – сказал он.
После этого они посидели на спальных мешках, а примус стоял посередине, между ними. Мадс лежал в прострации, в спальном мешке. Ему дали таблетку морфина, которую он запил глотком кофе из термоса. Головы трёх мужчин наклонились вперёд. Они сидели перед столом, на котором стояли кофейные чашки, и уставились вниз, на пол палатки. Никто не говорил ничего особенного, сплошные банальности, всё само собой разумеющееся. Они почувствовали, что устали и подавлены. Но Кнут считал, что пока ничего непоправимого не случилось.
– Может быть, мы настроены слишком пессимистично? – предположил Карстен. – Несмотря ни на что, за последние пару часов мы так и не увидели никаких намёков на присутствие медведя. И он не напал на Мадса. Не переоцениваем ли мы риски?
Он обратился к Кнуту с упреком:
– Только ты его и видел, только ты и твердил об опасностях.
Кнут поднял голову:
– Я повторял это не раз и не два. Белые медведи – очень опасные хищники. Он где-то бродит в поисках новых жертв. Именно сейчас он не голоден, потому что съел трупы собак. Но он обязательно вернётся.
– Мне кажется, ты сказал, что собаки были отравлены? – спросил Терье. – Если медведь съел все их останки, то он тоже должен заболеть, не так ли?
– Да, я и сам подумал об этом, – ответил Кнут. – Но это громадный медведь. Он весит, я думаю, больше восьмисот килограммов. Может быть, такое количества яда ему нипочём.
– А может быть, версия с отравлением собак не подтвердилась. И они там, в этой лаборатории, ошиблись, – сказал Карстен.
– Это абсолютно исключено, – громко сказал Кнут. – Лаборатория криминальной полиции ошибается редко.
Ему показалось, что в палатке повеяло ледяным холодом. Невидимая стена вражды разделила их.
Они упаковали палатку и спальные мешки. Мадса осторожно подняли и уложили в сани. Они постарались сделать так, чтобы ему было удобно, но ему всё не нравилось. Ему хотелось сидеть прямо, а не лежать, словно он идёт вместе со всеми. Они обложили его ящиками и подсунули ему под спину и затылок пару спальных мешков. Из-за этого сани стали тяжёлыми и менее маневренными, но Карстен смирился. Он считал себя ответственным за каждую мелочь, которая, на его взгляд, была не на месте и выводила его из себя. Когда сани в первый раз опрокинулись и Мадс скатился на лёд, то Карстен сдался и решил разбить лагерь.
– Так не пойдёт. Ему нужен покой. Его донимают боли.
Карстен снял с себя лыжи, опустился на колени рядом с Мадсом и с упрёком взглянул на своих товарищей.
Кнут вздохнул, он, собственно говоря, был с ним согласен. Они должны найти другой способ транспортировки Мадса, иначе этот путь превратится в пытку для него.
– Если бы он лёг и мы бы его крепко привязали, то дело пошло бы гораздо лучше, – предложил Терье.
– Чёрт возьми, я вам не мешок, – рассердился Мадс и попытался сесть прямо.
– Я согласен, нам нужно прибавить скорость, или прав Карстен: мы будем вынуждены сдаться.
Лицо Терье стало жёстким и непроницаемым.
– У нас появился шанс максимально приблизиться к Северному полюсу. Спонсорам это даже понравится, что мы не сдаёмся в столь сложных условиях. Но тогда Мадса придётся как следует зафиксировать…
Жёсткий тон подействовал. Мадс жаловался, но не протестовал, когда его снова уложили в сани так, что теперь он лежал на спине. Они привязали верёвку поверх его туловища, оставив ему возможность двигать руками.
– Мы клянёмся, что не перевернём тебя, когда подойдём к полынье, – сказал Терье и усмехнулся в тёмную бороду.
Кнут ничего не сказал. Он занял место справа от Карстена и впрягся в лямку. На счёт три они бросились вперёд. Сани тяжело осели, ими было трудно управлять – они застревали в снегу и плавали в ледяной каше.
Изнурительно тяжкий труд. Именно так думал Кнут все те три дня, пока они передвигались по паковому льду, но теперь они вышли на новый уровень стресса. Канат резал плечи, мускулы ныли. И хотя лыжи у них были короче обычных туристических, но они всё равно постоянно цеплялись друг за друга. Призыв соблюдать дистанцию раздражал их. Если кто-то из них изыскивал удобный маршрут через торосы, это вовсе не значило, что его одобрили те, кто шёл рядом, в нескольких метрах. Сани болтались из стороны в сторону, соскальзывали на спусках. Несколько раз они переворачивались и оказывались в талой воде и глубоком снегу. Мадс постоянно стонал, кричал от боли всякий раз, когда сани опрокидывались.
Дневной свет едва появился и исчез. Когда уже совсем стемнело, они сделали привал. Единственное, что мужчины позволили себе в течение дня, были корабельные кексы и сладкий чай из термоса. В этот вечер они потратили вдвое больше времени, чтобы раскинуть лагерь. Пришлось переворошить всё в санях, пока добрались до продуктов. Мадс насквозь промок, и ему требовалось сменить одежду. Нужно было снова натянуть сеть на потолке, чтобы просушить вещи. Вешать её снаружи палатки не следовало. За ночь холод превращал их в ломкие дощечки. Оттаивая, они становились холодными и влажными.
Четверо путешественников уселись каждый в своём углу палатки. Примус шипел. Вместе с теплом до них доносился отвратительный запах от ног Мадса. Он вскрикивал в сонном забытьи, в которое он впал после того, как ему сменили бинты и дали одну из драгоценных таблеток морфина. У Кнута можно было не спрашивать разрешения. Осталось всего три таблетки. Их хватит до завтрашнего утра, не больше. Мадс тоже видел это. Он снова начал тихо плакать.
