После работы мы пошли в кинотеатр Georgetown. Ирина предложила зайти по пути в Magruder’s, чтобы купить чего-нибудь сладкого и пронести с собой в кинозал. За исключением шоколада я почти не ела сладкого, но решила купить коробочку Jujubes, она взяла две жестяные коробочки леденцов Boston Baked Beans. Мы только встали в очередь в кассу, как она сказала, что на секунду отойдет, и через некоторое время вернулась с большим пучком свеклы.
– Довольно странный выбор сладкого, – заметила я.
– Это для матери. Раз в месяц она варит бадью борща и считает, что свекла, которую продают в этом магазине, которым владеет русский, лучше, чем та, которую продают в супермаркетах, – она подняла вверх палец и произнесла с сильным русским акцентом.
– За хорошее качество можно и на пять центов больше заплатить.
Я рассмеялась.
– Неужели кто-то может определить разницу между свеклой, купленной здесь и в супермаркете?
– Никто не может! Я всегда покупаю ей свеклу в Safeway и вынимаю ее из пластикового пакета перед тем, как принести домой.
Мы расплатились за конфеты, которые планировали контрабандой пронести в кинозал, и Ирина засунула свеклу в свою сумку так, что ботва высовывалась наружу. Потом мы пришли в кинотеатр и купили билеты.
Мне очень нравился фильм «Шёлковые чулки». Эту картину я предпочитала смотреть в одиночестве. Когда у меня были лишние деньги, я ходила в кино раз или два в неделю. Иногда я смотрела одну и ту же картину по два или три раза, сидя в первом ряду на балконе, положив подбородок на сложенные на парапете ладони.
Мне нравилось не только кино как таковое, но и все, что было связано с посещением кинотеатра: красная неоновая вывеска кинотеатра Georgetown, ожидание в очереди того, как кассир в стеклянной будочке выдаст тебе билет, запах попкорна, липкие полы и сотрудники в зале, которые с фонариком провожают тебя до нужного ряда и указывают твое место. Стоя в душе, я часто распевала песню Let’s all go to the lobby. Больше всего я любила, когда начинает гаснуть свет в зале и на экране появляются мерцание и всполохи в самом начале киноленты. В эти секунды кажется, что мир стоит на пороге чего-то нового.
Я хотела рассказать об этом Ирине. Мне хотелось понять, чувствовала ли она себя на пороге чего-то нового. Когда в зале потух свет и она посмотрела мне в глаза после того, как на заставке прорычал лев MGM, я поняла, что она именно так себя и чувствовала.
Сама картина не оставила у меня никаких четких воспоминаний. Помню лишь, что, когда прошла где-то четверть фильма, Ирина открыла сумочку и начала рыться в ней в поисках леденцов, лежавших под пучком свеклы. Леденцы громко застучали о жестяные стенки коробочки, и пучок свеклы выпал на пол. Ирина шумела так сильно, что сидевший впереди нас господин с сигарой обернулся и шикнул на нее. Мне вся эта сцена показалась прекрасной.
Когда в конце танцевального номера Ritz Roll and Rock Фред Астер наступил на свою шляпу, Ирина охнула и дотронулась до моей руки. Она тут же убрала свою руку, но ощущение ее прикосновения не покидало меня до тех пор, пока в зале не зажгли свет.
Как только мы вышли из кинотеатра, полил дождь. Мы встали под навесом и смотрели на потоки воды.
– Переждем или перебежим на другую сторону улицы и выпьем горячего пунша? – спросила я.
– Мне надо ехать, – ответила она и похлопала себя по сумке. – Мама ждет не дождется своей свеклы.
Я рассмеялась, но на душе у меня стало грустно.
– Тогда бегом?
– Бегом.
Ирина выбежала к стоящему на углу сине-белому трамваю. Она села в вагон, и я провожала трамвай глазами, пока он не скрылся из виду. Раздался удар грома, и дождь полил еще сильнее. Я прислонилась к плакату кинокартины Jailhouse Rock, наблюдая за падающими с небес потоками воды.
Потом в течение нескольких недель я водила Ирину по моим любимым книжным магазинам, подробно объясняя, что из их практики я позаимствовала бы, а отчего отказалась, если бы была владелицей. Мы сходили в National на премьеру «Вестсайдской истории» и, идя по улице после представления, во все горло распевали I Feel Pretty. Мы сходили в зоопарк, но ушли после того, как Ирина увидела, что вдоль решетки в клетке львицы бедное животное протоптало тропинку. «Держать животных в зоопарке – это преступление», – сказала Ирина.
За все это время мы ни на секунду не задержались в объятиях друг друга, что, впрочем, не имело никакого значения. Со времен Канди я никого не подпускала к себе так быстро. После Джейн – медсестры ВМФ с волосами, как у Ширли Темпл и зубами белыми, как мыло, которая разбила мое сердце, – я словно построила вокруг себя каменную стену.
Расставание с Джейн разбило мое сердце. Когда она сказала мне, что наша «особенная дружба» закончится, как только она вернется в Америку, и все, что было между нами, забудется как что-то, что могло случиться только во время войны, у меня заболела не только голова, но и руки, ноги и даже зубы. Я поклялась, что больше не позволю себе быть такой ранимой и не буду ставить себя в ситуацию, в которой другой человек сможет причинить мне столько боли. И до встречи с Ириной мне это удавалось.
Кроме этого, я прекрасно знала, что все ведущие в ту сторону дорожки плохо заканчиваются. У меня были знакомые, которых арестовывала полиция во время ночных прогулок по Лафайетт-Сквер, после чего их фамилии в назидание всем печатали в газетах. Моих друзей увольняли с работы в госучреждениях, они теряли свою хорошую репутацию, а родители вычеркивали их имена из завещания. Я знала людей, которые решали, что единственным выходом из этой ситуации было встать на стул и надеть петлю на шею.
Раньше все боялись коммунистов, а теперь боялись нас.
Но я не сдавалась и продолжала активно общаться с Ириной. Я предлагала ей пообедать в Ferranti’s, сходить на новую корейскую выставку в Национальной галерее или зайти в магазин Rizik’s, чтобы померить модные шляпы и оценить новое поступление аксессуаров.
Я упорствовала, пытаясь понять, где находится та граница, до которой Ирина позволит мне идти и где мне придется остановиться.
Поэтому когда Фрэнк попросил меня об очередном одолжении, я сказала себе, что работа – это то, что мне сейчас нужно, потому что она отвлечет меня от разных лишних мыслей.
Вечером накануне отъезда на задание я поставила пластинку Fats Domino. Складывая одну за другой вещи в свой салатово-зеленый круглый чемодан, я чувствовала себя совершенно счастливой. За много лет командировок, в которые надо было направляться на следующий день после того, как узнавала о них, я научилась тому, что с собой надо брать только необходимый минимум. В ту поездку я взяла узкую черную юбку, одну белую блузку, смену нижнего белья телесного цвета, кашемировую шаль, чтобы укрыться в салоне самолета, черные чулки, портсигар Tiffany, зубную щетку, зубную пасту, упаковку мыла Camay, крем для лица Crème Simon, дезодорант, бритву, духи Tabac Blond, записную книжку, ручку, мой любимый платок Hermès, а также губную помаду Revlon – в цвете красный оригинальный / Original Red. Платье, которое я надену на Книжную вечеринку, будет ждать меня, когда я приеду. После стольких лет разлуки было приятно вернуться в игру, узнать секреты и быть полезной.
