Начал падать снег, и я засмотрелась на танцующие в лучах лампы снежинки, подсвеченные направленным на церковь прожектором. У меня начали чесаться бедра – такое происходило каждый раз, когда мне было холодно, – и я потуже затянула пояс длинного пальто из верблюжьей шерсти, которое купила мне Сэлли. Она настояла на том, что купит мне его, когда увидела, что рукав моего старого зимнего пальто прожжён сигаретой – «подарок» от мужчины, с которым я случайно столкнулась на улице. Я сняла красные кожаные перчатки и подула на сжатые кулаки. Когда я разжала кулаки, то с пальца слетело и звякнуло о камни дорожки помолвочное кольцо. Кольцо было на два размера больше, чем нужно, и я еще не успела подогнать его под свой размер. Кольцо было очень красивым. Бабушка Тедди дала его внуку, когда он был еще маленьким, сказав, что в один прекрасный день он подарит кольцо женщине, которую полюбит и которая будет носить его всю жизнь. Тедди вспоминал, что тогда ответил бабушке, что никогда не женится, потому что будет воевать с нацистами, как Капитан Америка. Бабушка погладила его по голове и сказала: «Поживем – увидим».
Тедди рассказал эту историю, затем встал на одно колено и сделал мне предложение.
Это произошло в доме его родителей перед тем, как на стол подали песочный торт с клубникой, на следующий день после моего двадцатипятилетия. Сразу после предложения Тедди я посмотрела не на него, а на свою маму, и заметила на ее лице выражение такой гордости, какого никогда раньше не видела. Потом я посмотрела на его родителей, улыбаясь так, будто их мальчик только что сделал свой первый шаг. Потом посмотрела на Тедди и кивнула.
Кольцо было изумительным, но мне ужасно не нравилось его носить. Казалось, что я ношу его для отвода глаз.
Я знала, что то, чего я действительно хотела, было невозможно. Но все равно хотела. Я хотела дом, возбуждение, приключения, что-то неожиданное и то, чего вполне можно ожидать. Я хотела противоречий, противоположности. И я хотела все и сразу. Мне ужасно не хотелось ждать, пока реальность догонит мои желания. И эти желания ни на минуту меня не покидали. Превратившись в напряженный клубок нервов, они заставляли меня постоянно анализировать каждый разговор, встречу, вопрос или решение. Мой внутренний диалог никогда не заканчивался и не давал мне спать по ночам, когда я слышала тихое похрапывание мамы, спавшей в соседней комнате, отделенной от моей тонкой перегородкой.
Я знала, как называли то, к чему меня тянуло, – извращением, аморальным поведением, испорченностью, проклятьем и грехом. Но я не знала, как это назвать – как назвать нас.
Сэлли показала мне мир, существовавший за закрытыми дверями. Не буду утверждать, что почувствовала, будто этот мир является моей личной реальностью. Точно я знала только одно: что с тех пор как провела с ней ночь, за последние две недели и три дня не прошло и часа, чтобы я о ней не вспоминала.
Я подняла кольцо и надела его на палец. Часы на церковной башне пробили восемь. С последним ударом часов появился Чосер. Я не услышала ни звука, ни шагов, ни скрипа калитки. Он появился тихо, как снег. На нем было длинное черное пальто и клетчатая шапка со смешными ушами. В этой шапке и с любопытным выражением лица он напомнил мне бассета.
– Привет, Элиот, – произнес он.
– Привет, Чосер.
– Отличный вечер для прогулки, – акцент у него был, как у лондонца из высшего класса.
– О да.
Он замер на месте. Мы молчали. Чосер все еще не доставал и не передал мне пакет. Вместо этого он повернулся к церкви.
– Впечатляющая архитектура. Вы, американцы, любите строить новые здания так, чтобы они выглядели старыми.
– Возможно.
– Надергали то да се из Старого Света, слепили все по-быстрому и поставили на своем творении безошибочную печать американского стиля. Верно я говорю?
У меня не было желания с ним спорить. Я вообще не могла понять, к чему он завел весь этот разговор. Может, у мужчин было принято немного «потрещать» во время подобных встреч, но у меня не было охоты впадать в умничанье или вступать в дискуссию. Я пришла сюда исключительно по работе.
Кажется, мое молчание его слегка обидело. Он вынул из кармана пальто небольшой сверток, завернутый в газетную бумагу.
Я положила его в сумочку Chanel.
– Повторим это когда-нибудь? – сказал он, прикоснулся к шапке и, не двигаясь с места, наблюдал за тем, как я ухожу.
Азарт и возбуждение были неотъемлемой частью этой работы – как в тот момент, когда вагончик американских горок останавливается на самом верху железной конструкции аттракциона и на мгновение замирает перед тем, как сила гравитации потянет его вниз. Я дошла до угла Висконсин и Массачусетс, но не села на автобус № 20, как мне говорили во время инструктажа, а за двадцать минут дошла пешком до построенного в стиле Тюдоров дома № 3812 на Албермарле. Я хотела максимально растянуть момент и сохранить это чувство, насколько это было возможно.
Я положила пакет в почтовый ящик явочной квартиры, прошла вниз по склону до Коннектикут-авеню, где села на автобус до Чайна-тауна.
Как только я вошла в Joy Luck Noodle, в лицо ударила волна теплого воздуха, насыщенного запахом жареного риса «као пат». Хозяин показал мне на черный стол в дальнем углу заведения, за которым Сэлли наливала из железного чайника чай. На столе стояла горелка со свечой для подогрева чайника. Сэлли не заметила, как я вошла, но, как только наши взгляды встретились, я почувствовала, что у меня перехватило дыхание.
Прошло две недели и три дня с тех пор, как я сказала ей, что помолвлена с Тедди, и с той самой ночи, когда мы занимались с ней любовью. В ту ночь я почувствовала, что изменилась и стала другой. Я превратилась в человека, уверенного в каждом своем движении и поступке, в того, кто не ставит под сомнение свои мысли и желания. Но, увидев сидящую за столом Сэлли, мне захотелось немедленно уединиться в туалете, чтобы успокоить нервы. Тут она улыбнулась мне, я сняла пальто, повесила его на спинку стула и на мгновение расслабилась.
Сэлли выглядела как всегда изумительно, за исключением слишком большого обилия косметики для того, чтобы скрыть синяки под глазами. На ее голове был зеленый шелковый тюрбан из ткани с вышивкой, из-под которого торчала челка рыжих немытых волос. Она потянулась к своей чашке, и я заметила, что ее рука трясется.
– Устала? Голодна? – спросила она.
– Голодна, – ответила я, – и мне надо выпить.
Мы никогда не обсуждали друг с другом подробности выполненных заданий. На нашем секретном языке «устала» означало, что миссия не прошла успешно, а «голодна» – то, что задание было выполнено хорошо.
«Мне надо выпить» не несло никакого скрытого смысла и означало буквально то, что означало.
Она попросила официанта принести нам два коктейля Май Тай.
– Я уже заказала курицу с кешью, ананасами и рисом, – сказала она.
