– Пусть все это поскорее закончится, – сказал он.
Боря сделал несколько мелких исправлений и в записке мне написал: «Оля, пусть текст остается таким, как есть. Напиши только, что я родился не в Советском Союзе, а в России». Ира рассказывала, что его рука тряслась, когда в конце он вставил одну фразу: «Положа руку на сердце, я кое-что сделал для советской литературы и могу еще быть ей полезен».
На следующий день Ира вместе со школьной подругой отвезли письмо в ЦК на Старую площадь. Стоявший у входа охранник, не вынимая сигарету изо рта, остановил их и спросил, по какому они вопросу.
– У нас письмо к Хрущеву, – ответила Ира.
Охранник рассмеялся, чуть не выронив сигарету изо рта.
– От кого? От тебя?
– От Пастернака.
Охранник перестал смеяться.
Через два дня позвонил Поликарпов и сказал, что Хрущев получил Борино письмо и вызывает его для личной беседы.
– Немедленно одевайтесь и выходите на улицу. Мы с вами поедем к витающему в облаках.
Спустя десять минут у моего подъезда остановился черный ЗИЛ. Я была уже одета, но не торопилась выходить. Я выждала ровно пятнадцать минут и только потом спустилась.
Увидев меня, Поликарпов вышел из машины. На нем было длинное черное пальто до пят, сшитое из иностранной, тяжелой и качественной ткани.
– Вы заставили меня ждать, – с недовольством сказал он.
Я не стала извиняться. Я чувствовала себя в равной степени храброй и злой. Поликарпов сел рядом с водителем, не отрывавшим взгляда от дороги, а я сзади. Машина понеслась по разделительной полосе, что делали только автомобили высокопоставленных чиновников. – Что еще вы от него хотите? – спросила я.
Поликарпов повернулся ко мне.
– Вся эта история, которую он начал, пока еще не закончилась.
– Он отказался от Нобелевской премии. Он оказался от романа. Попросил прощения. Что еще вам надо? Эта история отняла у него годы жизни. Он стал стариком. Я иногда с трудом его узнаю… – я остановилась, потому что поняла, что сказала лишнего.
Он отвернулся от меня.
– Мы благодарны вам за помощь с подписанием письма. Мы этого не забудем.
– Это письмо Бориса, а не мое.
– Мой друг Исидор Грингольц – я думаю, что вам знакомо это имя, – сообщил мне, что именно вы написали большую часть текста письма. Кстати, Грингольцу я тоже премного благодарен.
Ну, конечно! Этот Грингольц оказался засланным казачком.
Как же я это вовремя не поняла?!
– Сейчас мы надеемся на то, что с вашей помощью закончим это дело, – произнес Поликарпов.
Окна большого дома были темными, за исключением света в окнах в кабинете Бориса. Машина остановилась, и я увидела силуэт подошедшего к окну Бори. Свет в кабинете погас и включился на первом этаже. Мне хотелось пойти за ним, но я не решалась выйти из машины. На первом этаже я увидела второй сгорбленный и низкорослый силуэт. Это была Зинаида. Она не позволит мне даже встать на крыльце их дома.
Наконец вышел Боря в пальто и шапке. На его лице блуждала улыбка, словно он собирался в отпуск. Водитель вышел из машины и открыл ему дверь. Увидев меня на заднем сиденье, он совершенно не удивился и не выказал волнения, когда Поликарпов сообщил ему, что его везут на встречу с Хрущевым. Единственным, что его волновало, было то, что он в штанах, не подобающих такому торжественному случаю.
– Может, мне пойти переодеться? – спросил он, когда машина уже тронулась с места.
Поликарпов разразился смехом. Боря тоже начал истерично смеяться. Его совершенно необоснованный смех рассердил меня, и я осуждающе на него посмотрела. Боря сделал вид, что не заметил моей реакции, от чего я рассердилась еще больше. Мы остановились на светофоре, и мне захотелось выйти из автомобиля и оставить их самих расхлебывать кашу, которую они заварили.
Машина остановилась у пятого подъезда здания ЦК, и вслед за Поликарповым мы вошли внутрь. Борю остановил охранник.
– Документы.
– Единственный документ, который у меня был, это членский билет Союза писателей, но его у меня отняли, – ответил Боря. – Так что у меня нет документов. И что еще хуже – у меня нет приличных штанов.
Охранник – молодой парень с толстыми губами и веснушками на лице – не стал больше ничего выяснять и махнул рукой, чтобы Боря проходил.
Поликарпов оставил нас в небольшой приемной и на целый час исчез. Боря прикоснулся пальцем к золотому браслету на моей руке. Этот браслет он подарил мне на Новый год три года назад.
– Зачем ты это надела? – спросил он и заложил за ухо выбившуюся прядь моих волос. – И сережки с жемчугом? И губная помада? Все это создает неправильное впечатление.
Я открыла сумочку, но вместо того, чтобы снять драгоценности и убрать помаду, достала бутылочку валерьянки и выпила, чтобы успокоить нервы.
Наконец секретарь назвала Борину фамилию, и мы встали.
– Ваше присутствие не потребуется, – сказала мне секретарша. Я проигнорировала эти слова, взяла Борю под руку, и мы двинулись по длинному коридору к кабинету, в котором нас ждал Поликарпов. Войдя в кабинет, мы почувствовали сильный запах одеколона. Поликарпов принял душ, побрился и надел новый костюм. Вел он себя так, будто мы сильно опоздали и заставили его ждать. Такое поведение – стандартная тактика запугивания. Как оказалось, мы не будем встречаться с Хрущевым. Поликарпов откашлялся и приготовился произнести речь.
– Вам разрешают остаться на родине, Борис Леонидович, – начал он.
– Зачем тогда нас притащили сюда и заставили ждать, когда можно было сообщить об этом несколько часов назад?
Он не ответил на мой вопрос и поднял вверх палец.
– Это далеко не все, – Поликарпов показал на два стула. – Садитесь.
Я услышала, как Боря скрипнул своими сделанными на заказ зубами.
– Больше ничего я слышать не желаю! – воскликнул он. Наконец-то в его голосе я услышала злость. Боря решил постоять за себя и отстаивать свои права.
– Борис Леонидович, вы причинили согражданам много боли и вызвали волну негодования. Вы не имеете права им указывать, а они имеют право высказывать свое мнение, и я не могу их остановить. Завтра в «Литературной газете» будет статья, в которой некоторые из наших сограждан выскажут свое мнение о том, что вы сделали, и мы не можем эту статью остановить.
До того, как вам разрешат остаться, вы должны будете публично раскаяться в содеянном, написав открытое письмо.
– У вас нет ни стыда ни совести, – ответил Боря на повышенных тонах.
– Перестаньте, – произнес Поликарпов, снова показывая на стулья. – Присядьте и поговорим, как джентльмены.
