Послышался велосипедный звоночек, и появился Митя. Он спрыгнул с велосипеда, который тут же упал на землю.
– Вы не имеете права… – начал он сорвавшимся голосом.
Мужчина со шрамом продолжал спокойно курить. Я взяла Митю за руку.
– Тише, – сказала я и почувствовала от него неприятный, кислый запах. Осмотрев сына, я заметила на его рубашке следы рвоты. – Где бабушка? Я же просила ее никуда тебя не отпускать.
Мы втроем прижались друг к другу, когда мужчины выносили из дома коробки с конфискатом. Они взяли даже Ирины дневники, в которых она наверняка изливала душу о мальчиках и превратностях девичьей дружбы. Увидев свои дневники у них в руках, Ира напряглась, но ничего не сказала. Когда мужчина в плаще вышел на крыльцо и споткнулся об отошедшую доску, она вместо того, чтобы громко рассмеяться, лишь сильнее сдавила мою ладонь. Потом, когда этот мужчина меня допрашивал, я часто вспоминала о том, как он тогда чуть не упал.
Я пошла с ними добровольно, без протестов и разговоров. Мужчине в плаще даже не пришлось просить меня следовать за ними. Он просто показал мне пальцем на вторую машину. Я поцеловала детей и села в автомобиль.
Митя и Ира не смотрели, как меня увозят. Ира стояла на пороге, глядя на учиненный в доме разгром. Митя сидел на крыльце, положив голову на колени. Я закрыла глаза и открыла их только тогда, когда мы прибыли к большому желтому зданию.
– Какое самое высокое здание Москвы? – спросил меня водитель.
– Она это уже слышала, – произнес мужчина в плаще, открывая мою дверь, – не так ли?
Не говоря ни слова, я вышла из машины, поправила юбку и пошла туда, куда они меня повели.
«Дорогой Анатолий,
Я проснулась от тихого сопения, которое издавала во сне моя дочь. Моя дорогая Ира. Следствие утверждает, что она помогла мне спрятать полученные из-за границы деньги, поэтому теперь Ира находится со мной в одной камере. Она больна. У нее температура. Мне разрешили находиться с ней в камере до тех пор, пока ей не станет лучше. Но я не хочу, чтобы вы волновались, Анатолий. Она выздоровеет. С ней все будет хорошо. Слава богу, что хотя бы Митю не тронули.
Несмотря на то, что я уже много лет вам не писала, я всегда мысленно составляла тексты писем. Я мысленно писала их, когда мылась. Писала, когда у меня была бессонница. Эти письма я составляла где-то в самой глубине души. Но сейчас я больше не в состоянии держать их в себе, и мне надо перенести их на бумагу.
Я поменяла шерстяные носки на ручку и бумагу. Я хочу выплеснуть на бумагу то, что накопилось в моей душе. Так, где же я остановилась?
Интересно, где вы сейчас. Почему на этот раз не вы допрашивали меня на Лубянке? Вас перевели на другую работу? Вспоминаете ли вы обо мне? Мое имя когда-нибудь слетало с ваших губ? Может быть, вы не захотели меня видеть, потому что я постарела? Возможно, раньше вы получали больше удовольствия от моей компании.
Тогда я была беременна и потеряла своего ребенка. Сейчас я стала старше и уже не могу родить, а отец того ребенка уже в могиле. Время беспощадно.
Я уже была здесь раньше. Но иногда мне кажется, что я никогда не покидала этих стен.
Чернила, которыми написаны эти строки, высохли. Следующие восемь лет я проведу здесь. Первые три года рядом со мной будет моя ни в чем не виновная дочь. Мне кажется, я всегда знала, что деньги найдут или, по крайней мере, скажут, что нашли.
На дворе март 1961 г., идет третий месяц моего заключения, а вокруг до сих пор еще белое одеяло и серый горизонт. Сейчас ночь, и я пишу в свете газовой лампы, фитиль которой прикручен так, что дает минимальное количество света. В нем я вижу лишь лежащий передо мной лист бумаги и тень спины моей дочери, которая спит под двумя шерстяными одеялами, одно из которых является моим.
Сегодня мы с Ирой копали яму для нового сортира. Она сбила все руки и с трудом поднимает кирку, поэтому мне приходится копать быстрее, вкладывая в работу больше сил. Я в этом никому не признаюсь, но в глубине души я скучала по этой работе – встаешь на лопату обеими ногами, а потом откидываешь пласт черной земли на белый снег.
Я очень устала, но не хочу ложиться спать до тех пор, пока не расскажу всю историю. Я сильнее сжимаю пальцами ручку. Чернил в стержне уже мало. Женщина, которая сейчас носит мои шерстяные носки, обманула меня – это не новая ручка. А мне еще так много хочется написать. Наверное, это письмо будет дописано без чернил, а слова будут выдавлены на бумаге так, что придется читать его как письмо, написанное брайлем.
У меня такое чувство, что моя история уже не принадлежит мне самой. В коллективном воображении я стала другим человеком – героиней, персонажем романа. Я превратилась в Лару. Но когда я начинаю искать Лару, то не нахожу ее здесь. Наверное, меня запомнят как Лару? Именно этот любовный роман люди будут помнить, когда меня уже не будет на земле?
Я вспоминаю слова, которыми Боря закончил свой роман:
«Однажды Лариса Федоровна ушла из дома и больше не возвращалась. Видимо, её арестовали в те дни на улице, и она умерла или пропала неизвестно где, забытая под каким-нибудь безымянным номером из впоследствии запропастившихся списков, в одном из неисчислимых общих или женских концлагерей севера».
Но я, Анатолий, не безымянный номер заключенной. Я не исчезну.
Эпилог. Машинистки
Зимой 1965 года вышла экранизация романа «Доктор Живаго». Мы вместе ходили на этот фильм. Некоторые из нас на тот момент все еще работали в Агентстве, хотя большинство уже давно из него ушли. Срок годности машинистки не такой уж и большой. Наши места заняли новые женщины. Мужчины продвигались по карьерной лестнице, и некоторые из нас тоже получили повышение. Гейл заняла место Андерсона, который умер от разрыва сердца во время концерта The Beatles в «Колизеум», на который повел свою дочь.
Некоторые из нас вышли замуж, а некоторые нет. Кто-то родил детей, а кто-то нет. Все стали старше. Когда мы улыбаемся, то вокруг глаз и рта появляются морщинки, а наши фигуры уже совсем не такие, как в былые времена.
Было решено снова увидеться с бывшими коллегами. Последний раз мы встречались на свадьбе в 1963 году. После проведенной Агентством миссии «Живаго» Норма уволилась и поступила в университет в Айове на курс писательского мастерства. Приблизительно в это же время Тедди начал ее обхаживать, несмотря на то что они жили в разных городах. После того как Норма окончила университет, Тедди ушел из Агентства и перешел в другую огромную компанию, расположенную совсем недалеко от его прежнего места работы. Эта компания называется Mars, Inc. Прием после свадьбы Тедди и Нормы не был слишком формальным и прошел на открытой танцплощадке в парке. Все ели барбекю и пили шоколад из фонтанов, предоставленных новым работодателем жениха. Нам показалось, что родители Тедди не особо одобряли выбор невесты, но, несмотря на это, все мы прекрасно повеселились. Генри Ренне на свадьбе не было, но по нему никто не скучал. Джуди ловко уклонилась и не поймала брошенный Нормой букет. Фрэнк Уиснер произнес тост. Тогда мы видели Фрэнка в последний раз. Спустя два года, осенью 1965-го он покончил с собой. Это случилось за несколько дней до премьеры картины «Доктор Живаго».
