Татьяна, рассмотрев в руках сержанта Хосе кинжал, беззвучно охнула, но на лице её читалась не жалость к цыганке, не восхищение решительностью ослепленного любовью испанца, а удовлетворение предстоящим актом справедливости. В понимании Татьяны Лузгиной, в девичестве – Данзас, женская добродетель – величина постоянная и совершенно необходимая для семейного счастья, а всякая сторонняя сила, посягнувшая на святой покой семьи должна быть покарана. В этом смысле Татьяна с мнением парижских критиков о распутности главной героини была полностью солидарна.
Лузгин, заранее озаботившийся изучением сюжета, понял, что представление подходит к концу, у актеров будет несколько минут на упоение славой, поклоны и осчастливливание воздушными поцелуями восторженной публики, после чего занавес закроется и ему чем-то нужно будет занять супругу, пока он спустится в гримерные помещения.
Попытка испуганной Кармен скрыться в декорациях, изображавших вход в цирк, как и ожидалось, оказалась неубедительной – Хосе в два прыжка настиг коварную красавицу и нанес ей два удара кинжалом. Стройное тело цыганки обмякло и безжизненно распласталось в ногах безутешного любовника.
– Да, теперь ты со мной, безропотное тело… О, Бог мой! Кармен! Что я сделал…
Тяжелый занавес, поскрипывая своими мудреными механизмами, медленно закрыл собой сцену и сержанта, рыдающего над трупом любимой.
Восхищенная публика разразилась щедрыми аплодисментами, быстро перешедшими в овацию. Как положено в этом месте представления, занавес открыли. Для артистов пришло время наслаждаться таким долгожданным моментом.
Грим ожившей Кармен едва заметно потек от слез актрисы, только что исполнившей на сцене одну из самых триумфальных сцен в карьере. Бриджид, скромно поправив розу в черном парике, в сопровождении Хосе, Эскамильо, своих подруг в пестрых юбках и остальных цыган сделала несколько шагов навстречу публике, после чего замерла в поклоне, приложив руку к сердцу.
– Браво! Браво! – из разных концов зала, раздавались восторженные возгласы почитателей солистки, многие из которых с трудом смогли попасть на оперу.
Труппа еще несколько раз кланялась, купаясь в славе и получая ту, такую необходимую для любого актера порцию признания и славы, без которой невозможно малейшее вдохновение, без которой угаснет самый яркий талант.
– Любовь моя, признаю, что в одиночестве я не получил бы такого удовольствия от этого шедевра, – Лузгин поцеловал руку жены, которая, опираясь на многолетний опыт, сразу же среагировала.
– Тебе нужно идти?
– Минутное дело… – Лузгин глазами искал капитана Завадского, служившего в Кронштадтском гарнизоне, которого он заприметил во время представления. – Александр Александрович! Друг мой!
Завадский, уставший уже аплодировать, но не решавшийся смазать восторженные чувства своей супруги, обернулся на оклик и жестом показал, что как только все закончится, он подойдет.
– Танюш… позволь тебе представить моего старого флотского друга! – Лузгин, поклонившись супруге капитана, пытался соблюсти все формальности, сдерживая радость от встречи со своим старинным другом.
– Под парусами еще вместе ходили! – воскликнул капитан, без стеснения обнимая Лузгина. – Сколько же лет мы не виделись? Десять? Пятнадцать? Уж и не припомню! Екатерина Алексеевна прошу любить и жаловать – Лёня Лузгин! Нет. Нет так. Капитан второго ранга, Леонид Павлович Лузгин с…
– С супругой, – адъютант время прервал неловкую паузу. – С супругой Татьяной Борисовной. И считать не хочу, сколько лет прошло. Как один день.
– Я прямо не знаю, неужели мы вот так расстанемся? – Капитан Завадский, искренне расплывшись в улыбке, уже вынашивал некоторые планы на вечер. – Лёня, мы не можем опять потеряться, да и встречу старых сослуживцев следовало бы отметить. Как вы относитесь к кухне Пьера Кюба?
Вопрос не подразумевал другого ответа, кроме положительного, так что, Лузгин долго не раздумывал:
– Татьяна Борисовна, изволите согласиться? Господин Кюба славится своим мастерством, абы кого не пригласят ко двору готовить банкеты для самого императора…
Выдержав положенную в таких случаях паузу, Татьяна Борисовна все же соизволила отреагировать, продолжая играть с любимым мужем в первое свидание:
– Отчего же не согласиться, тем более, в вашем обществе, Леонид Павлович… Вы только за службой своей не забудьте о своих обязательствах…
– Вот, смотри, Катюша, какие высокие отношения! Будто первый раз встретились! – восхищенно заметил Завадский.
– Татьяна Борисовна, я мигом! Саша… прошу тебя, не дай скучать моей дражайшей половине. Пока вы соберетесь и поймаете извозчика, я дела свои улажу и в вашем распоряжении, хоть до утра! – Лузгин искренне радовался встрече с Завадским, им было о чем поговорить и что вспомнить.
– Леонид, друг мой, на площади нас ожидает мой экипаж. Что вы, в самом деле, – Завадский, как в юности щелкнул каблуками, предложив дамам обе руки, после чего, заговорщицки моргнув старому другу, увлек их в фойе.
Лузгин, чтобы не терять даром времени, решил поспешить. Заранее припрятанная у распорядителя корзина цветов ждала его в целости и сохранности.
– Мадам не принимает! Мадам устала! – директор труппы перегородил своей грузной фигурой узкий проход служебного коридора, ведущего в гримерные комнаты. – Господа! Господа! Прошу вас, все презенты вы можете оставить мне, мадам Бриджид получит все в целости и сохранности!
Среди поклонников, штурмующих гримерную комнату звезды, Лузгин не приметил ни одной дамы – исключительно молодые офицеры, субтильного вида юноши, да напористые гимназисты, пыл которых мгновенно иссяк, только Лузгин зашёл с тыла:
– Равняйсь! Срррно!
Толпа страждущих получить автограф звезды тут же притихла и расступилась, оставив адъютанту проход, но корзина с цветами была настолько велика, что им и вовсе пришлось покинуть коридор – колючий взгляд капитана второго ранга, пребывавшего, фактически, при исполнении, не подразумевал каких-то споров и дискуссий.
– Дорогой Леонид Павлович, я вам чрезвычайно признателен! – пухлые руки итальянца с короткими мясистыми пальцами сложились в характерный жест – ладонями друг к другу, будто он собрался воздавать небесам молитву за то, что те послали ему почтенного гостя так вовремя.
– Это почему вам можно, а нам нельзя?! – из отступившей толпы поклонников раздался робкий голос какого-то юнца лет двадцати.
– Мадам ожидает… – убедительно отбил выпад адъютант. Страждущие, оценив здраво ситуацию, смирились с тем, что шансы лицезреть звезду у них мизерны и принялись под руководством итальянца аккуратно укладывать букеты и коробки с конфетами на специально подготовленный для этого небольшой столик на резных ножках.
– Прошу вас, господа, прошу… так бы давно… – директор труппы с потешным акцентом благодарил только что бушевавших и страстных поклонников за понимание и каждому лично гарантировал, что оперная дива получит все в лучшем виде. – Леонид Павлович, я думаю, вы можете войти. Госпожа Бриджид предупреждена…
