– Вот-с, Леонид Павлович… – Татьяна так же подала руку, получила свой знак внимания и, понимая, что все её возможные упрёки бесполезны, предпочла погрузиться в воспоминания о Смольном в обществе своей старой знакомой.
Парижское кафе в центре Петербурга Лузгин считал своим любимым заведением, но исключительно с точки зрения практического использования в своей службе. Во всей столице было не сыскать более подходящего места, где встреча с нужным человеком не могла показаться специально подстроенной, что позволяло избегать лишних слухов и кривотолков. Конечно, такое служебное рвение Татьяна, порой, истолковывала превратно, но терзаниям своим никогда не позволяла вырваться наружу – воспитание не позволяло ей оскорбить мужа подозрением, тем более, что она никогда от Леонида не уловила ни одной ноты дамских духов.
Услужливый официант из числа отставных гвардейцев посматривал издалека за гостями, одновременно успевая помогать накрывать банкетный стол в центре зала.
– О твоих успехах я наслышан слишком скудно. Поговаривают, ты высот достиг при дворе, – Завадский не скрывал своей радости от встречи.
– Преувеличивают, – Лузгин недолюбливал французские вина, считая их причиной своей изжоги, потому попросил подать запотевший графинчик водочки с соответствующей напитку закуской, после чего поднял хрустальную рюмку. – Я все больше в путешествиях. Вот так вернусь, бывает, а в Петербурге новая мода на сюртуки. Или чего хуже – Татьяне Борисовне веер новый презентую, а оказывается, в европах такое уже выбрасывают. Никогда не успевал за всеми этими придворными новостями.
– Так чем же ты так занят? – Завадский щелкнул пальцами, и отставной гвардеец тут же наполнил дамам бокалы.
– Всё больше поисками ответов на вопросы.
– Леонид, друг мой, не томи! Могут ли быть секреты между старыми друзьями?
В зале произошло необычное оживление – прислуга выстроилась в линию, а метрдотель побежал вниз встречать гостей на банкет.
– Какие секреты? Служба моя настолько неинтересна, что ты даже представить себе не можешь.
– И всё же? – настойчивости и любопытству Завадского мог бы позавидовать самый ушлый дознаватель.
– Пообещай мне, бестактный капитан, что это последний вопрос! – Лузгин в шутку стукнул кулаком по столу.
– Пока в красках и подробностях не расскажешь – не отстану, – Завадский, словно наслаждаясь своей значимостью, характерным жестом заставил выйти из строя обслуживавшего их официанта. – Милейший, а подайте-ка и мне водочки!
– Сей момент, господин капитан-лейтенант! Вино пришлось не по вкусу?
– Что ты… Хочу быть в одной поре с другом своим… – Завадский обнял Лузгина, который никак не отреагировал на искреннее проявление дружбы – на лестнице в числе первых гостей, сияя лысиной, появился Джованни.
– А чей банкет? – поинтересовался Лузгин у официанта.
– В честь мадам Бриджид. Уверен, вы наслышаны о её оглушительном успехе в опере, – человек продемонстрировал завидную, как для лакея, информированность, после чего с быстротой юного посыльного исчез из поля зрения.
– Браво! Браво! – из тех счастливцев, которым фортуна позволила оказаться в этом зале, о предстоящем банкете с участием оперной дивы не знали только гости, попавшие за угловой столик – чета Завадских и их друзья. Все остальные встали, приветствуя Бриджид, директора труппы и ведущих актёров.
Раскланиваясь, и, благодаря публику за внимание, Джованни картинно уступил Бриджид путь, сопровождая её триумф реверансом, полным той приторной театральности, которую Лузгин так ненавидел.
Адъютант считал актеров самой сложной публикой в своей работе. Не единожды ему приходилось иметь с ними дело и всегда это стоило лишних нервов – все эти ужимки, цитирования, упоение собственной значимостью и постоянное лицедейство доводили капитана второго ранга до белого каления. Ему, человеку с прагматичным складом ума, претило это бесконечное их стремление к исключительности, сопровождаемое полной неприспособленностью к жизни за пределами сцены.
Окинув взглядом громадный зал, Бриджид, в знак признательности одарила присутствующих легким кивком, после чего обратила внимание на угловой столик, явно выбивавшийся из общей картины ликования по поводу её прибытия. Два военных беседовали между собой, не обращая ни малейшего внимания на её прибытие. При этом Татьяна демонстративно положила свою руку на плечо мужа, нашептывая ему что-то на ухо:
– Посмотри, Лёня… В миру Кармен – совсем обычная…
В действительности же, и без театрального грима правильные черты лица актрисы обращали на себя внимание окружающих. Природа её одарила естественной красотой щедро, будто нарочно создавая источник вдохновения для художников, режиссеров и почитателей. Немного вздернутый носик придавал её образу детскую задиристость, длинные и густые ресницы подчеркивали туманный и загадочный взгляд, а легкий румянец добавлял какую-то манящей невинности.
– Итальянке легко превратиться в цыганку… Хотя, гардероб, конечно, делает чудеса, – ответил Лузгин, возвращаясь к беседе с другом.
Бриджид, продолжая учтиво улыбаться поклонникам, всё же нашла секунду, чтобы испепелить Лузгина взглядом, полным не то страсти, не то – презрения.
– Мы приветствуем нашу достопочтенную гостью и имеем честь от имени заведения преподнести небольшой презент! – управляющий лично вышел встречать солистку оперы, и после его хлопка в зале появились два поваренка, облаченных в белоснежные колпаки, аккуратно катившие впереди себя накрытую скатертью тележку, на которой красовался трёхэтажный торт.
Появление шедевра кондитерского искусства, украшенного множеством розочек и фигуркой Кармен в красно-черном платье на самом верху, вызвало бурю восторга публики и приступ умиления у Джованни:
– Белиссимо! Как мило! – пухлые пальцы сложились привычный для итальянца умоляющий жест.
Обмен реверансами и комплиментами продолжался еще некоторое время, после чего Джованни взял на себя функции распорядителя банкета, рассаживая гостей и отдавая команды прислуге.
– Ничего в моей работе нет общего ни с морем, ни с такелажем, Саша… – в голосе друга Завадский уловил некоторую ноту тоски за прошлыми временами, когда они вместе ходили под парусом. – Служу в Третьем отделении…
– Вот это поворот! – капитан-лейтенант искренне удивился, после чего даже снял салфетку с воротника. – Уж не знаю, что и думать… Так это вас весь Петербург клянет на чём свет стоит! Мол, не доглядели, не уберегли государя, чистая случайность спасла…
– И ты туда же, дружище! Спокойно! Прикомандирован, «после того как»! Вот, буду «доглядывать», – остудил Завадского адъютант. – А ты, насколько я знаю, в Кронштадте?
– Так точно. В арсенале. За главного. Командую пока что.
– А что так?
– Поговаривают, военный губернатор племянника своего метит на мою должность. Нет, ну, открыто, конечно, ничего не говорит, да и по службе не изничтожает… Ты же знаешь, Лёня, мир не без добрых людей, обязательно найдется кто-нибудь информированный, да подселит эту червоточину сомнений… Ищу себе запасный вариант. Думаю податься в преподаватели. А что? Опыта достаточно, знаний тоже…
