Камин. Отлично. Это то, что нужно. Кованая кочерга с ручкой, согнутой в виде продолговатого прямоугольника отлично легла в руку. Оставалось только резко отодвинуть засов.
Первым в холл ворвался здоровенный кучер с хлыстом. Как только раздался лязг щеколды, он с диким рыком ринулся вперед. Адъютант, предусмотревший такой ход событий, стоял наготове немного в стороне, скрытый вешалкой, на которой висело длинное женское пальто.
Сокрушительный удар кочергой ниже колена заставил здоровяка издать странный звук, похожий на детский плач. Хруста его поломанной большой берцовой кости адъютант не услышал. В тот момент, когда капитан непредусмотрительно повернулся ко входу спиной, его ухо опалила горячая боль. Гул в голове заставил на пару секунд потерять равновесие и присесть на колено. Боковое зрение зафиксировало движение слева и заставило Лузгина обернуться – этот другой человек из числа нападавших замахнулся тростью с массивным серебряным набалдашником, словно молотком от крокета, избрав мишенью для удара его лицо.
Испугавшийся такого громкого шума рыжий кот пулей промчался с лестницы в открытую дверь, что на долю секунды отвлекло человека с тростью и это дало адъютанту шанс на спасение. Опираясь на правую ногу, на которой он сидел, Лузгин молниеносно ударил левой. Получилась довольно эффектная подножка и противник свалился навзничь. В узкой полоске света, проникавшего в холл с улицы, тускло блеснуло ушко ножниц, которые он выронил перед тем, как замахнуться кочергой. Не дожидаясь, пока мужчина нащупает выпавшую трость, адъютант всадил ножницы ниже его локтя настолько глубоко, насколько позволял размер лезвия.
Фортуна, похоже, этой ночью присматривала за адъютантом. Позволив ему выйти из дома с не самыми страшными повреждениями, она предстала перед капитаном в виде кареты, на которой ранее прибыли его партеры по спаррингу.
Терпеливый Подгорский, уже задремавший на козлах в сторонке на пустой улице, ожидал своего пассажира больше часа. Его мирный сон прервал грохот колес мчавшейся в его сторону кареты. Адъютант, с трудом остановивший на скользкой мостовой коней, моментально прыгнул в посольский экипаж, не сказав ни слова.
Это означало одно: чем быстрее они исчезнут с этого места, тем больше шансов избежать серьезных неприятностей. Благо, в силу позднего часа, свидетелей этого родео не нашлось.
Загнав фургон во двор посольства, Подгорский выпустил адъютанта на волю и с заговорщицкой нотой восхищения спросил:
– Господин капитан второго ранга, вы не обращали внимания, что за герб на дверях кареты, которую вы так эффектно прогнали почти через весь центр Лондона?
Адъютант, с трудом справляясь с пронзительной болью в голове, отрицательно кивнул головой. В суматохе он вообще не заметил на двери никакого герба. Его целью были вожжи.
– Справьтесь у господина посла о сэре Клиффорде. Вы узнаете много интересного. А сейчас, как минимум, я предлагаю вам сбрить свои роскошные усы. Вас ожидают ошеломительные приключения.
Поднявшись на свой этаж, адъютант нашел в замочной скважине записку. «Срочно зайдите ко мне». Оставить ее мог только посол.
Глава XXIII
Капкан
С утра на бирже кэбов, что располагалась на Бэйкер Стрит, начался нешуточный переполох.
Для начала, констебли, появившиеся в семь утра, обязали каждого извозчика подойти к своему экипажу и занять место на козлах. Те кэбмены, что уже заказали у хозяина биржи чай, получили свои деньги обратно и молча поплелись к лошадям – ругань на извозчичьем дворе возборонялась категорически. Разделившись на пары, констебли принялись проверять номера кэбов и их соответствие лицензии. Возле каждого экипажа они задерживались на несколько минут, спрашивая о маршрутах прошлого вечера.
В четверть восьмого во дворе появился богато одетый господин с правой рукой на перевязи через шею. Полицейское начальство, судя по всему, знало, что это за шишка, потому как постоянно находилось рядом, прислушиваясь к каждому слову этого джентльмена, и отдавая его указания констеблям. Каждый кэбмен, прошедший проверку и опрос, отпускался и мог заниматься своими делами – поить коня, завтракать у хозяина, но было запрещено подходить к тем, кого констебли еще не удостоили своим вниманием.
Почтенный джентльмен, рука которого безжизненно висела на широком черном шелковом платке, стоя посреди биржи возле колодца с водой, принимал доклады от полицейских, не сдерживая свое недовольство. Это продолжалось до тех пор, пока один из Бобби не подвел к нему пожилого кэбмена в потасканном плаще и таком же несвежем котелке.
– Сэр! Похоже, это то, что нам нужно! – доложил констебль.
– Свободен, я сам с ним побеседую… – с каким-то неприятным рыком сказал джентльмен.
Извозчик под его колючим взглядом стушевался и виновато снял котелок, быстро перебирая в мыслях, какой такой интерес к его скромной персоне мог привести к этому допросу – вроде никаких правил он вчера не нарушал. Неужели кто-то из седоков нажаловался в полицию и теперь его лишат лицензии? Это будет катастрофа. Жена Лиз съест его без соли, а возвращаться на угольные склады ох, как не хотелось.
– Опишите свой вчерашний день. В мельчайших подробностях, – тон повелителя, которым был задан этот вопрос, дал кэбмену сразу понять, что этот господин не из числа его клиентуры. Такие сами содержат конюшни и щедро платят своим кучерам. Работа, о которой можно только мечтать – ты весь в чистом, одежду тебе шьют ту, которую хочет хозяин, оплата каждую субботу в конце дня, даже столоваться позволено с хозяйской кухни. В конюшне, правда, но разве это важно?
Перебирая руками засаленные поля своего котелка, кэбмен глубоко вдохнул, сделал неопределенный жест, изображающий удивление – его худшие предположения о жалобе похоже, сбывались.
– Ну, так это, сэр… утром не завтракал…
– Меня не интересует ваше меню! Опишите свой рабочий день! Неужели я непонятно выражаюсь? – джентльмен, уже с трудом сдерживал свой гнев.
– Я понял, понял… – сердце кэбмена учащенно забилось. – Заступил без четверти двенадцать. Отсюда, с биржи. Два почтенных господина были мной доставлены на Виктория стрит, там я долго стоял и одинокая дама наняла меня для поездки на Регент стрит. Потом я её ждал около получаса и доставил на вокзал. Оттуда вез офицера в Сохо, потом опять вернулся на вокзал с пожилым господином лет шестидесяти, не меньше. У него был с собой большой саквояж. Потом я повздорил с уличным лекарем, который устроил свою торговлю прямо возле моего экипажа. Я ему говорю, отойди дальше, ты мне своим столом закрыл выезд, я же не могу взлететь! Сэр, это он написал на меня жалобу? Он первый на меня набросился! И лоток свой он сам перевернул, тому есть свидетели, сэр!
Лорд Клиффорд, решивший сам провести расследование ночных событий, закончившихся для него унизительным поражением, колотой раной и угоном кареты, снисходительно ухмыльнулся.
