– Никак нет, Ваше Высочество.
– Дрентельн… Мой адъютант, капитан второго ранга Лузгин с этой минуты прикомандирован к Третьему отделению для принятия в полном объеме мер по расследованию этого прескверного происшествия. Без содержания. Отчитываться Лузгин будет лично мне, уж не обессудьте.
И генерал, и капитан второго ранга стояли по стойке «смирно», понимая, что приказ подлежит немедленному исполнению.
– Вас, генерал, попрошу ввести адъютанта в курс дела, дать доступ к любым архивам и бумагам, а также к месту преступления. Капитан второго ранга имеет полномочия испрашивать отчетности у всех ваших подчиненных.
Генерал, обескураженный таким поворотом событий, всё же отличался военной дисциплиной и ни одним мускулом своего лица ни расстройства, ни, уж тем более, досады, не выказал.
– Вам, капитан второго ранга Лузгин, приказываю скорейшим образом приступить к выяснению обстоятельств дела, чтобы в дальнейшем иметь возможность работать в одной упряжке с Третьим отделением. Вопросы есть?
– Никак нет, Ваше Высочество! Одно только прошу. О полученном приказе обязан доложить Его Величеству! Прошу понять меня правильно… – ответил Дрентельн.
– Прошу разрешить оставить мундир на время следствия, – спокойным голосом изложил свой вопрос адъютант, что Дрентельн оценил должным образом – при погонах в этой связке тогда оставался только он, что выглядело уже не так унизительно.
Великий князь кивнул в знак согласия и позволил офицерам приступить к делу:
– О малейшем продвижении в ходе дела докладывать немедля. Исполняйте.
Лакей, показавшийся в дверях с подносом, полным чайных кружечек на блюдцах, вынужден был проявить чудеса ловкости, чтобы не уронить драгоценный сервиз тончайшего фарфора в тот момент, когда генерал-адъютант Дрентельн ринулся прочь из кабинета.
Глава IV
Открытия
23 ноября 1879 г. Москва.
Благовест Андроникова монастыря призвал к началу воскресного богослужения, пробиваясь сквозь густой утренний туман, делавший звон особенно гулким, сочным и протянутым.
[11]
Лузгин и оба его сопровождающих, аккуратно пробираясь по краю разбитой узкими колесами телег дороги, пытались не вступить в покрывшуюся за ночь тонкой коркой льда грязную жижу. Карета их села осью на колею почти за версту отсюда и чертыхающийся кучер объявил своим важным пассажирам, что дальше кобыла не потянет, так что, господа хорошие, придется вам своим ходом добираться.
– Отродье это другого места и не могло выбрать, – перекрестившись в сторону монастырской колокольни, городовой Палпалыч прошептал «простигосподи» и перепрыгнул через подмерзшую сточную канаву, будто и не было тех трех десятков лет на государевой службе. Добавить цель визита.
Миновав несколько сгоревших дворов, от которых остались только каменные печные трубы, да горы почти полностью обугленных бревен, Лузгин и его спутники дошли до калитки, сбитой из грубо отесанной доски со щелями в два пальца.
– И действительно, странный выбор – поселиться среди пожарищ, – заметил адъютант, оглядывая окрестности поверх редкого и покосившегося от времени забора.
– Так они, Вашблагородь, в сентябре заехали. Тогда еще все цело было. Пожар потом случился. После него Потаповы съехали к кумовьям до весны, Тереховы, так те в Смоленск подались к матушке, а эти остались тут одни, так выходит…
Палпалыч, информированный начальством о том, что к ним приехала из Петербурга большая шишка для инспекции логова заговорщиков, посчитал необходимым обращаться к Лузгину с почетом, не смотря на то, что чина его толком не знал и о звании не ведал. Опытный взгляд городового сразу приметил в этом гражданском типе военную выправку, которую ни под каким шелковым цилиндром или распашным плащом не скроешь.
Бревенчатый дом, судя по темно-серому цвету потрескавшегося местами дерева, имел многолетнюю историю, но ничем, пожалуй, не выделялся из ряда остальных, уцелевших после пожара на улице, разве что, мезонином, обращенным в сторону железнодорожного полотна, проходившего от дома саженях, может, в двадцати или тридцати.
– Стояяять… – через шесть секунд после громкого скрипа проржавевших петель калитки из-за угла дома появилась голова жандарма, чуть ниже которой красноречиво выглядывал ствол револьвера.
– Очумел, Кирпичев? Свои, не видишь, что ли? – Палпалыч шагнул в строну из-за спины Лузгина, шедшего первым. – Где товарищ твой?
– В чулане, прикрывает. Нам в дом запрещено, – вытянувшись в струну, ответил жандарм, после чего в пол оборота громко крикнул куда-то назад, – Корнеев, это свои!
– Оставили засаду на всякий случай. Понимаю, что шансы мизерные, но вдруг кто-то появится… – в разговор вступил второй спутник адъютанта, чиновник третьей экспедиции Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, Георгий Саввич Еремин.
Будучи возрастом лет около двадцати пяти, молодой сотрудник, отправленный на осмотр вместе с Лузгиным, всячески старался казаться старше. Тому способствовали не дешевый котелок на английский манер, белоснежная рубашка, воротник которой был закрыт аккуратно повязанным клетчатым шелковым платком и трость с ручкой слоновой кости в виде головы медведя. Густые брови и не по годам пышные усы, лихо подкрученные кончиками вверх, мощная фактура и строгий взгляд вместе со всем этим изысканным гардеробом действительно добавляли Георгию Саввичу десяток лет.
Лузгин, опираясь на свой метод исследования типажей, определил Еремина как человека грамотного, но недостаточно опытного. Именно недостаток опыта Георгий Саввич пытался компенсировать рвением к работе, любознательностью и трудолюбием.
– Вполне резонно… – отметил вслух Лузгин, обратив свое внимание на проломы в заборе, сквозь которые и внутренний двор за домом, и вход в сарай хорошо просматривались с дороги.
– Скажите, Павел Павлович, а что за пожар случился? – Лузгина не оставляло любопытство по поводу увиденных по соседству пепелищ.
– Да что могу доложить… – городовой многозначительно потрогал свой массивный подбородок, после чего продолжил. – Гореть начало у Терехова. Никто не скажет, почему. Может, печь. Домина их старая, еще дед ставил. Полыхнуло, да и через минут десять уже тушить было бесполезно. А ветер поднялся, дело к вечеру шло, тучи натянуло, но так и не пролилось ни капли. Только раздуло больше. В эту сторону дуло. Потом народ выбежал, кто с ведрами, кто с лопатами… И дом Потаповых не уберегли. Погорели. Благо, успели детей малых вывести, да сами спаслись.
– А что же их новые соседи, не побежали тушить? – Лузгин кивком головы указал в сторону уцелевшего дома с мезонином.
