– Гарантии… – Лорис-Меликов картинно задумался. – Я не люблю это слово. Как говорится, хочешь рассмешить господа – расскажи ему о своих планах. Я отвечу так – задержаны еще четверо членов общества. Из числа студентов. Их допрашивают. Есть подвижки в расследовании взрыва поезда.
– А дворцовый инцидент?
– Они ничего о нем не знают. Следствие считает, что плотник Батышков действовал в одиночку. Причастность его к этому обществу пока не прослеживается, – уверенным тоном ответил министр.
Великий князь нахмурился и взял паузу, чтобы осмыслить услышанное.
– Я завидую вашему оптимизму, Михаил Тариэлович. С тех пор, как в Третьем отделении разоблачили шпиона террористов, я порой и в самом себе сомневаюсь…
Генерал боковым зрением постоянно следил за реакцией Константина Николаевича на его слова. Мало что можно было определить по выражению лица августейшего – десятки лет государевой службы и жизни при дворе накладывают свой отпечаток, но сейчас брат императора дал слабину. Великий князь нервно стучал пальцами по широкому резному подлокотнику своего кресла, отбивая такт какого-то военного марша.
– Ваше Высочество… Его Величеству доложено о ходе расследования и я смею утверждать, что напряжение спадает. Августейшая семья может чувствовать себя в безопасности. Министерство внутренних дел не допустит такого разгильдяйства, какое было ранее, – заметил Лорис-Меликов.
Великий князь только едва заметно скептически кивал головой, из чего генерал сделал вывод, что выглядел не достаточно убедительно в своих заверениях.
– И самое главное – государь хочет вынести предлагаемый мной проект конституции на рассмотрение правительства в скором будущем. В очень скором будущем. Этот решительный шаг Его Величества установит в обществе мир и согласие, мы все вздохнем спокойно, – ровным голосом произнес министр.
– Будем надеяться… – ответил Константин Николаевич. Он поймал себя на мысли, что опера ему совершенно не нравится. Не первый раз Великий князь видел на этой сцене страдания истекающего кровью, раненного в битве Альваро. Испанец искал смерти и почти нашел её.
– В сей торжественный час обещайте мне, мой друг, исполнить моё последнее желание! – тенор вложил в эту фразу весь свой драматический талант, заставив публику замереть в ожидании.
– Клянусь! – даже из этого единственного слова баритон извлек столько трагизма, что в зале не возникло ни единого сомнения – дон Карлос сдержит свое слово, но друзья не знают, что на самом деле они – заклятые враги и разгадка тайны под окровавленными одеждами Альваро. Это ключ от шкатулки.
Опершись на руку, Великий князь сидел в раздумье и ждал, пока раненый возлюбленный Леоноры добровольно отдаст главную свою тайну человеку, жаждавшему его смерти.
– Михаил Тариэлович… – внезапно Великий князь отвлекся от действа на сцене. – Вы знали о венчании Императора?
Граф, дослушав стенания Альваро, предпочел ответить уклончиво:
– Да кто же об этом не знает, Ваше Высочество…
– Вы уходите от прямого ответа, граф! – в словах Константина Николаевича сквозило раздражение. – Вы же понимаете, что я имею в виду. Вы прекрасно понимаете! Княгиня Юрьевская сообщала вам об этой радостной для неё новости до того, как брак свершился?
Вогнать в краску боевого генерала никому никогда не удавалось. Его стеклянные глаза эмоций не знали, а густые усы и длинная борода с проседью полностью скрывали всякую мимику. Лорис-Меликов повернул голову влево с видом оскорбленного дуэлянта. Если бы не статус собеседника, то можно было бы вполне прогнозировать последующий взрыв горячего армянского темперамента.
– Что вы, Ваше высочество… – глаза министра потеплели тут же, с первым его словом. – Разве можно… У нас в роду не принято щеголять чужими тайнами. Любой мой ответ сейчас уронит мою честь не только перед княгиней, но в первую очередь перед вами, Ваше Высочество.
В те редкие моменты, когда Лорис-Меликов терял душевное равновесие и усилием воли старался подавить в себе кипение кавказской крови, в его практически идеальной речи появлялся едва уловимый акцент. Об этой особенности генерала при дворе были все прекрасно осведомлены. Великий князь именно по этому акценту уловил волнение министра. В каких-то уточнениях по заданному вопросу Константин Николаевич больше не нуждался. Министр ему не сказал ничего, но ответил исчерпывающе. Княгиня Юрьевская считает генерала доверенным лицом, раз доверяет ему такие тайны. Это значит, что они ведут свою игру, в которую он, Великий князь, не посвящен.
Константин Николаевич больше не мог скрыть своего раздражения. Лицо его побагровело, злой прищур сделал взгляд колючим, а пальцы вместо отбивания привычного ритма крепко сжали подлокотники:
– Там дальше предательство друга… Правда раскрывается, но главная героиня все равно плохо кончит. Надоело. Да и поют сегодня отвратительно.
Великий князь одарил министра ледяным взглядом и удалился, не желая досматривать постановку до конца.
– Как изволите, Ваше Высочество! – Лорис-Меликов поклонился уже лишь качающейся перед хлопнувшей дверью шторе.
«Как же не хватает Лузгина…» – подумал Великий князь, усаживаясь в свою карету. Председатель Государственного Совета в этот момент и думать не мог, что Господь услышал его.
Глава XXVII
Память
– Нельзя же так, Татьяна Борисовна! Изведете себя! О себе не думаете, так хоть обо мне всплакните! Вот так, отдадите Богу душу, и что мне, старухе делать? В имении лебеду косить? – причитала пожилая женщина в белоснежном переднике, держа на подносе фарфоровые тарелки. Руки её подрагивали от волнения, выдавая возраст, и заставляли фарфор издавать мелкий дребезжащий звук.
Третий раз она сегодня упрашивала Татьяну покушать, но каждый раз получала молчаливый отказ. Даже аромат специально сваренного куриного бульона с перепелиными яйцами не возымел действия.
Агафья состояла при юной барышне Данзас с её малолетства и наблюдала все стадии превращения нескладного ребенка в прекрасную девушку, а потом – в женщину бесподобной, утонченной красоты. Жизненный опыт когда-то крепостной Агафьи подсказывал, что причина нынешней болезни хозяйки не в мигрени или коликах (да и доктор это подтвердил), а в расстроенных струнах души. С тех пор, как Леонид Павлович, свет очей её воспитанницы, закрыл за собой дверь со словами: «Не печалься, любовь моя, я ненадолго уезжаю», прошло уже несколько месяцев.
– Няня, мне совершенно не хочется есть. Сваришь кофе? – Татьяна Борисовна поежилась, закутавшись в большую и теплую шаль, пожала ноги под себя, как в детстве и уткнулась носом в колени.
– Нет, – Агафья решила брать власть в свои руки. – Сколько можно этот кофий пить? Какая от него польза? Танечка, у тебя уже синие круги под глазами!
