– Это от слез, няня… – тихо прошептала Татьяна Борисовна.
– Это от того, что моя непослушная девочка ничего не ест уже который день! – голос няни был строг как раньше, когда маленькая Танечка пряталась от неё на груше. – Сердце моё, слезами горю не поможешь…
«Девочке» было уже под тридцать, няне за шестьдесят, но эта разница в возрасте только подчеркивала искренность и прочность их отношений.
Агафья придвинула маленький столик на трех ножках и поставила на него поднос:
– Ну? Не уж-то я зря старалась?
Обделенная семейным счастьем Агафья много лет назад нашла в Танечке объект приложения всех своих материнских инстинктов. Самыми тяжкими в жизни няни были те годы, когда Таня воспитывалась в Смольном. Она искала любой повод, чтобы повидаться со своей девочкой – с позволения Бориса Карловича частенько навещала юную барышню, непременно подкрепляя свой визит гостинцами. А когда случилось неизбежное, и Таня влюбилась в бравого офицера, служившего адъютантом у Великого князя, Агафья вовсе поникла. Смысл её жизни растворялся с каждым следующим свиданием влюбленной пары. Однажды, перед самой свадьбой, на примерке платья няня разрыдалась так, что Таня тоже не смогла сдержаться. Так они вместе и плакали почти час, утирая слезы, разговаривая о будущем, меняя платочки каждые десять минут. Тогда Таня пообещала Агафье, что никогда её не бросит, потому как, кроме покойных родителей у неё нет никого дороже. Так и осталась няня вместе с Таней, выполняя все обязанности по дому, контролируя в отсутствие хозяина горничную, истопника и дворника Егорыча, постоянно пропивавшего деньги, выданные ему на закупку дров.
С того момента, как Леонид Павлович отправился в своё рискованное предприятие, няня Агафья почувствовала недоброе. Не то, чтобы старушка славилась способностями прорицательницы, нет. Скорее – камень на душу лег, и сама Агафья причины своих тревог объяснить не могла, старалась их всячески скрывать. Прошел месяц, второй. Потом третий. Татьяна Борисовна поначалу отшучивалась от навязчивых вопросов в салонах о причинах отсутствия супруга, потом перестала выходить в свет, а последнее время и вовсе замкнулась. Визит к Великому князю Константину Николаевичу внес в ее душу еще большую смуту. Внятного ответа о судьбе Лёни Татьяна Борисовна от августейшего брата императора не получила, после чего окончательно впала в депрессию и ни один доктор не мог посоветовать ничего дельного, кроме как чаще бывать на людях, дышать свежим воздухом и думать исключительно о хорошем.
Долго так продолжаться не могло, и Агафья решила действовать, чтобы её любимая Танечка не истлела от тоски и безысходности. Хитрый ход был придуман с помощью Завадского. Сегодня следовало реализовать их план, чтобы вложить в Татьяну искру жизни.
– Свет мой, пора надевать твоё любимое платье, скоро восемь. Ты же не забыла, что мы сегодня обещали напоить чаем Екатерину Алексеевну и Александра Александровича? – Агафья не стала ждать ответа, захватив поднос, отправилась в другой конец квартиры, откуда вернулась с пышным лиловым платьем.
– Я буду кофе, – ответила Татьяна Борисовна, недовольно поморщившись. Больше всего сейчас она хотела остаться в одиночестве. Зарыться в перину, закрыть глаза и вспоминать Лёню. Положить рядом его рубашку, из которой давно выветрился запах любимого мужчины. Порыться в закоулках памяти, чтобы вспомнить его теплые руки, мягкие волосы, низкий голос. Визит четы Завадских был очень некстати, но и отказать хозяйка дома не могла – настолько искренне они сопереживали ей, помогали наводить справки и поддерживали всей душой.
Громкий, раскатистый бас капитан-лейтенанта Завадского Агафья заслышала, когда тот поднимался по лестнице. Он в чём-то эмоционально убеждал вечно спорившую с ним супругу. Так, перекидываясь фразами, они и появились перед дверью, гостеприимно распахнутой няней. Румяная от мороза Катенька держала в руках перевязанную большим синим бантом коробку с пирожными, Александр Александрович, пропустивший вперед жену, едва был заметен за громадным букетом роз, упакованным в юбку из плиссированной бумаги.
– Вот, Александр Александрович! Полюбуйтесь! На привидение похожа. Сил моих уже нет, – причитала Агафья, принимая букет, чтобы капитан-лейтенант мог снять шинель. – Проходите, гости дорогие… Я пока самовар поставлю…
– Тэээкс… – Завадский оправил китель, браво подкрутил ус и одной рукой приобнял хозяйку, уже успевшую расцеловаться с подругой. – Розы кардинально поднимают настроение! Утверждаю это авторитетно! У меня громадный опыт, не так ли, Екатерина Алексеевна?
Офицер заговорщицки подмигнул жене и громко рассмеялся.
Вид счастливых, шумных людей, пахнущих зимней свежестью, излучающих радость, с блестящими глазами и улыбками на лицах заставил на мгновение Татьяну проникнуться жалостью к себе самой. Оказывается, за пределами их зашторенной квартиры все абсолютно иначе. Никому нет дела до её беды, страданий и слез.
– Душечка, ты заставляешь меня печалиться, – Екатерина Алексеевна расположилась рядом с Татьяной на большом кожаном диване с высокой спинкой и взяла её за руку.
– Не знаю, что тебе и ответить. Никогда не могла себе представить, что можно вот так в один момент потерять смысл жизни, – Татьяна опустила взгляд и потянулась за шелковым платочком, заправленным в рукав.
Завадский в привычной ему решительной манере подошел к окну и раздвинул шторы. Хоть за окном и было темно, свет уличных фонарей придал тускло освещенной комнате некоторую живость – на потолке появились желтые полосы.
– Отставить в сторону отчаяние, Татьяна Борисовна! – капитан-лейтенант принялся двигать в гостиной мебель. Первым на центр перекочевал круглый тяжелый стол, с которым Завадский легко справился в одиночку. Затем Александр Александрович приставил четыре стула, стоявшие под стенкой. Композицию завершил подсвечник на пять свечей, водруженный в центре стола.
– Вы уж не обессудьте, Татьяна Борисовна, но мы с Катенькой решились на неординарный шаг. Нас так же тревожит судьба моего друга Леонида, а на ваши страдания смотреть без сожаления и вовсе не возможно. Так что, сейчас будем устанавливать истину, – Завадский потянул за цепочку и из его внутреннего кармана появился хронометр с откидной крышкой. – С минуты на минуту здесь появится еще один человек, который прольет свет на наши вопросы. Он обладает необычными способностями.
Только капитан-лейтенант договорил, как в дверь постучали. Завадский едва заметно улыбнулся – он всегда почитал пунктуальность.
– Иду, иду! – няня с несвойственной прытью побежала открывать, всем своим видом изображая удивление. – Кого это нелегкая принесла?
Агафья замерла, тихонько охнув, и отступила в сторону. В дверном проеме стоял высокий худощавый человек в цилиндре и длинном черном плаще. В руке у него был внушительных размеров саквояж, в идеально начищенных ботинках отражалось пламя свечей, а длинные тонкие усы, пропитанные какой-то химией, торчали из-под носа в стороны, будто две шпаги.
– Позволите? – спросил незнакомец, сделав шаг в сторону няни. Он тут же снял цилиндр и отдал его Агафье. – Мадам Лузгин меня ждать. Так мне сказаль её друзья, который тоже должен находиться здесь…
