Такие предосторожности выливаются в определенные правила задействования боевых собак. Они никогда не используются против демонстраций. Даже когда проходили демонстрации палестинцев в Иудее и Самарии, больше похожие на погромы, их там не было. Использование собак против мирных людей, даже враждебно настроенных против страны, в которой они живут, в Израиле неприемлемо.
В двухтысячных годах, когда между Египтом и Израилем еще не существовало забора, в Африке вспыхнуло множество конфликтов. Один из них — это, конечно же, тот, что произошел в Дарфуре, превратившийся в геноцид. Другой конфликт — война в Судане. Сотни тысяч людей вынуждены были покинуть свои дома и остаться без крова и средств к существованию. Но мировое сообщество предпочло всего этого не замечать и оставаться в стороне. (Увы, многими политиками уроки Второй мировой войны стали забываться. А теперь еще появилась масса нелюдей, отрицающих само существование Холокоста как такового! Мол, выдумка сионистов!)
А у Израиля, в частности у израильской армии, в то смутное время появилась очередная проблема — огромное количество беженцев, которые из Эритреи и Судана пытались через Египет попасть в нашу страну. Этих людей можно было понять. Они спасали свои жизни, жизни своих детей. Они пытались найти кров и средства к существованию. В этом бегстве со своей родины люди испытывали множество лишений. Например, в Египте, если солдаты замечали их на границе, то просто открывали огонь. На беженцев нападали, грабили, забирали имущество и деньги.
Эти беженцы добавили проблем и нам, кинологам, и бойцам других подразделений, охранявших границу с Египтом. Теперь в случае незаконного перехода мы не знали, кто его совершил — террорист, продавец наркотиков или же беженец. Другими словами, невозможно было понять, чего ждать от операции по задержанию — отчаянного сопротивления, стрельбы или покорной сдачи. Приходилось готовиться к самому худшему варианту. И у бойцов нашего подразделения возникла моральная проблема, корни которой находились в исторической трагедии евреев и которая душевной болью, болью памяти генетически передалась следующим поколениям.
Мы понимали, что собака, пущенная по следу, может настигнуть не террориста, а мирного беженца. Но животное, увы, не различает эти два понятия. Оно действует по алгоритму, который был вбит в его мозг на тренировках, — догнать, клыками вцепиться в тело, не давая объекту открыть огонь по своему проводнику и другим бойцам, которые его сопровождают. Так же она поступит и с эритрейцем. Пострадает невинный человек, которому и так довелось пережить много горя. А ведь эту собаку послал я или мой товарищ по службе.
Я помню, как мы собрались в нашем конференц-зале и стали обсуждать эту проблему. И тогда один из наших товарищей сказал:
— Я не готов допустить, чтобы спустя шестьдесят пять лет после того, как мои прабабушка и прадедушка были замучены в лагерях, моя собака кусала совершенно безвинных людей. Я не могу допустить, чтобы собака, которую послал я, мучила людей, убегающих от геноцида. И если после этих слов меня нужно отстранить от командировок на границу с Египтом, то я попрошу командование это сделать.
И все, сидевшие тогда в конференц-зале, согласились с ним. Но ведь границу охранять все равно необходимо! Просто не выезжать туда — это не решение проблемы. Мы все договорились не допускать, чтобы собака кусала эритрейских беженцев. Это можно было обеспечить только одним способом — не снимать с нее намордник. Собака подведет нас к человеку, который незаконно пересек границу, но она не сможет его укусить. В случае, если это эритрейский беженец, мы просто его задержим, окажем ему при необходимости помощь, дадим попить воды и передадим нашим властям. Но, с другой стороны, если на месте беженца окажется террорист, собака не сможет его нейтрализовать — и у него появится возможность открыть огонь. Палка о двух концах. В этом случае само животное практически обречено, и наряду с ним могут погибнуть несколько наших ребят. Тем не менее, мы сознательно решили рисковать жизнью собаки, своей жизнью и жизнью других бойцов, которые нас сопровождают. Потому что это было правильно с точки зрения морали. Забегая вперед, скажу, что, к счастью, Всевышний в этом вопросе оказался на нашей стороне, и ни один солдат, ни одна собака тогда не погибли.
Вопрос с эритрейскими беженцами еще раз показал, что подобные решения для израильской армии очень важны. Может, звучит это немного парадоксально, но такое отношение к вопросу делает армию намного сильнее, несмотря на то, что накладывает определенные ограничения на действия военнослужащих. Они ощущают свое моральное превосходство над террористами. И если солдаты готовы рисковать своими жизнями ради абсолютно незнакомых им эритрейских беженцев, то как они будут воевать за свой народ?!
Кроме того, поступая таким образом, израильская армия становится гуманнее, а следовательно, становится гуманнее и все израильское общество.
Обычная безымянная операция
Я посмотрел на часы — четыре двадцать утра. Было очень холодно, как обычно и бывает в Израиле в ноябре ранним утром. Я заметил, что самое для меня холодное время суток — именно четыре двадцать утра. Часто, как во время обычной службы, так и во время резервистской службы, стабильно в это время я обнаруживал себя в каких-нибудь кустах отстукивающим клацающими зубами морзянку от холода и выполняющим какое-то задание. Очевидно, на небесах напротив этого времени у меня стоит какая-то галочка. Всегда наступаешь на одни и те же грабли: из-за того, что днем пока не очень холодно, а часто и просто жарко, ты почему-то самоуверенно думаешь, что надевать вторую пару носков — это несусветная глупость, и лучше немного померзнуть под кустом, чем обливаться потом, выдвигаясь в заданную точку. Но утренний холод быстро все расставляет по своим местам, и ты в который раз обещаешь себе, что в следующий раз наденешь две пары носков. Однако приходит следующий раз, и уже знакомые грабли вновь лупят тебя по упрямому лбу.
На мне, как всегда, был боевой жилет, но без бронежилета, потому что при преследовании террориста лишние килограммы защиты будут сковывать движения, да и не будет такой внезапности при захвате. Во время боевой операции у каждого солдата должно быть шесть рожков к автомату. Однажды офицер Ишай, который не выполнил этого условия, сам себя наказал шаббатом на базе. Так вот, на этой операции у меня тоже не было в спецжилете шести обойм патронов, а оказалось только две. Вместо положенных еще четырех рожков я прихватил вкусняшки для Тальи. Конечно, это была колбаса кабанус. А для себя — хлеб и немного «бамбы». Только, естественно, я предусмотрительно вынул ее из шуршащей упаковки.
Под кустом я находился не один. Рядом лежала Талья и сидели еще пятеро бойцов из подразделения Голани. Собака была пристегнута к моей ноге, и на ней был намордник. Талья без команды, конечно, вообще не кусается, но правила есть правила. Случаи во время боевой операции могут возникнуть разные. И неизвестно, как животное поведет себя в стрессовой ситуации: еще не хватало, чтобы во время операции наш солдат пострадал от клыков нашей же собаки.
Прошло уже сорок часов, как мы находились в этом своем убежище, а тот, на кого мы устроили засаду, все не думал показываться. Днем мимо нас проезжало много машин и проходило много людей, даже не подозревающих, что всего в нескольких метрах от них сидят военные и автоматы у них заряжены отнюдь не холостыми патронами.
