И здесь же меня нагнала история двухнедельной давности, приключившаяся со мной и пятью кнехтами барона Ойстриха, под руководством лейтенанта его копья.
Никого не трогал, сидел за угловым столиком в трапезном зале, утолял аппетит, не в меру разгулявшийся после затянувшегося на добрые сутки визита в Весёлый квартал. Как вдруг, ни с того, ни с сего, полупустое по раннему времени помещение наполнилось вооружёнными людьми, наряженными, частично в гербовые маркграфские сюрко, а частично в сюрко с гербом барона Ойстриха. И вся эта ватага, не тратя времени на объяснения, гремя обнажённым оружием, окружила мой стол, сопровождая потрясание клинками криками: "Вот он! Держи его! Хватай его!". Кого держать, зачем хватать? Невежи! Не видят, что ли? Я ку-у… впрочем, это, кажется, из другой оперы.
Нехорошая какая-то тенденция просматривается. В какой город не приеду, обязательно в судилище вляпаюсь. Сначала, Горный, потом Альт, теперь вот, Обрин. Один Вальм обошёлся без приключений, но его и городом можно назвать лишь с ба-альшой натяжкой. Ни стены, ни графьёв-владетелей… может, это был знак, а? А что? Остался бы там, сошёлся с Тенной в качестве её консорта, заделал бы ей пару баронят, и жил-поживал, командуя слугами, устраивая охоты и балы, да соревновался бы с женой на тему, кто кому более развесистые рога наставит… чем не жизнь? Тьфу!
Вопреки моим ожиданиям, сидеть в графской тюрьме мне не пришлось. Прямо из трапезной, его кнехты притащили меня в резиденцию маркграфа, где, как выяснилось, всё уже было готово для суда. Оперативно!
Само заседание тоже не затянулось. Виконт Север, будущий девятый маркграф этого имени, смерил меня взглядом, явно отметив наряд готового к выходу ходока и, дослушав секретаря, гнусавым голосом оглашавшего суть претензий "титульного дворянина Хемаса к безродному смерду, посмевшему оскорбить его действием", с лёгкой усмешкой кивнул в мою сторону.
Лейтенант, значит… ладно, хорошо, что барон в эту идиотию не полез!
— Тебе есть что сказать, ходок? — осведомился он. Ну да, это для голоштанного Хемаса, я — неизвестный, безродный, смерд и так далее. А для маркграфов Северной марки, я — временный жилец Обрина, заплативший за право проживания и защиту в их владениях немалую сумму.
— Прошу прощения, монсеньор, — я склонился в лёгком поклоне перед виконтом. — А в чём, по мнению, увы, неизвестного мне сударя Хемаса, заключалось оскорбление?
— Ты бесчестно напал на меня и моих людей! Ограбил и оставил без помощи в полном дикого зверья лесу! — выкрикнул покрасневший от злости лейтенант со своего места.
— А, так это вы… сударь Хемас. Не скажу, что приятно с вами познакомиться… Монсеньор, — я повернулся к виконту, с любопытством наблюдавшему за происходящим. — Если я и виновен перед этим господином, то лишь в том, что не позволил ему себя убить, когда означенный сударь Хемас, нарядившись сам и обрядив своих подельников в сюрко кнехтов моего доброго знакомого, барона Ойстриха, напал на меня со своими людьми на графском тракте, в землях означенного барона. Ну, право! Не считать же оскорблением тот факт, что оглушив напавших на меня татей, я, вместо того, чтобы повесить их, как положено поступать с пойманными разбойниками, всего лишь сжёг их портки?
Окончание фразы, прозвучавшее чуть тише, чем начало моей речи, тем не менее, было услышано всем залом. По рядам пришедших за зрелищем, гостей замка, прокатились смешки, да и сам виконт не сдержал улыбки. Но тут же её подавил. И, нахмурившись, для порядку, качнул головой. Но смех, смехом, а мой намёк о месте стычки, он уловил.
— Сударь Хемас, его сиятельство интересуется, а что делал ваш отряд на принадлежащем его светлейшему отцу, тракте? — поймав взгляд сюзерена, чуть ли не прокричал секретарь. И смешки в зале моментально стихли.
— Я… э-э… я имел приказ моего сюзерена патрулировать проходящий по его владениям тракт, дабы путешествующие по нему добрые люди, не понесли урона от разбойников, — чуть замявшись, отозвался уже алый от негодования лейтенант.
— Ложь! — громовым раскатом прокатился по залу голос откуда-то от входных дверей. Толпа расступилась, освобождая проход, и мы увидели шагающего по живому коридору, кряжистого рыцаря в полном доспехе. Правда, шлем он держал на сгибе правой руки. Судя по гербу и знакомой мне ещё по Горному, физиономии, на заседание пожаловал сам барон Ойстрих. Не ошибся я, значит, со своим предположением. Впрочем, мудрено было бы ошибиться! Герб-то у младшего Ойстриха, несёт знаки Томарского ордена, как и сюрко его кнехтов, а я помню, как он говорил, что является первым томарцем в семье. Гордо говорил, громко! Так что, шанс нарваться на кого-то из неизвестных мне баронов Ойстрихов, был ничтожен.
Тем временем, барон вышел в центр зала и, на миг склонив голову перед виконтом, повторил: — Ложь! Этого мерзавца я ещё месяц назад отправил на охрану выселок, в наказание за проигрыш жалованья моих кнехтов! И, наложив на него штраф, обязал возместить убытки из своего кармана. А он, видать, решил поправить дела разбоем. Что, решил лёгким путём пойти, каналья?! — повернувшись к побледневшему лейтенанту, прогрохотал его сюзерен.
— Благодарю за то, что известили меня о выходке этого идиота, сударь Мид, — повернувшись ко мне, кивнул барон. — Как и за то, что не оставили его с кнехтами голоштанными на всеобщее обозрение на тракте.
Я кивнул в ответ, мысленно погладив себя по голове за решение отправить барону письмо-объяснение, сразу же по приезду в Обрин. Сработало же! Мы с Ойстрихом одновременно повернулись к виконту и замерли в ожидании.
— Добрый знакомый, значит? — с любопытством в голосе протянул тот. — Интересно, где могли познакомиться молодой барон Ойстрих и обычный ходок, не далее как неделю тому, ставший жильцом нашего города…
— Под фортом Горным, ваше сиятельство, — тут же отозвался барон. — Тамошнее ландкомандорство Томарского ордена, действующим рыцарем которого я являлся до смерти моего батюшки, участвовало в уничтожении тёмного ковена, пустившего корни в городе, мы же освободили пленённых чёрными колдунами людей. Но именно сударь Мид обнаружил как самих магов, так и их тайное убежище, где содержались рабы, приготовленные тварями к смерти в чёрных ритуалах. За этот подвиг, сударь Мид был "щедро" награждён городской ратушей, но эту несправедливость исправил ландкомандор, барон Томвар. По его ходатайству, подтверждённому ордонансом Капитула, сударь Мид признан гестом Ордена
[14].
— Вот как? Любопытно, любопытно… а что же Церковь? — спросил виконт, кажется, уже позабывший об истинной причине нашего собрания. Но ему напомнили. Стоящий за плечом Севера, придворный что-то шепнул, и лицо виконта тут же приобрело скучающее выражение. — Впрочем, об этом можно будет поговорить позже. А сейчас… барон, изъявите ли вы желание сами наказать нерадивого слугу, или положитесь на моё решение?
