– Несешь какую-то хрень, – процедил Рейс.
– Вряд ли. По всему выходит, он ехал повидаться с ней, когда мы пересеклись около закусочной. Вполне понятное поведение отца, который любит ребенка: приглядывать; ждать, вдруг она захочет соскочить. Дать ей шанс на что-нибудь, кроме как сколоться и скурвиться.
К ним подошел Лемми.
– Мертв.
Винс кивнул.
Лемми протянул Винсу фото.
– Вот что было за щитком.
Винс не хотел смотреть, и все же посмотрел. Снимок улыбающейся девчушки с волосами, убранными в конский хвост. На ней была кофта с надписью «Школа Корман» – та же, что и в момент смерти. Она сидела, прислонившись к серебристому радиатору фуры. На девчонке была камуфляжная кепка отца, только повернутая козырьком назад. Она шутливо салютовала, еле сдерживая смех. Кого она приветствовала? Самого Лафлина, конечно. Ведь камера было у него.
– Ее звали Джекки Лафлин, – проговорил Рейс. – Она мертва, ну и хрен с ней.
Лемми дернулся вперед, намереваясь стащить Рейса с байка и накормить выбитыми зубами. Винс остановил его взглядом. Затем обратился к Рейсу.
– Вперед, сын, – сказал он. – Держись в седле ровно.
Рейс непонимающе на него посмотрел.
– Не заезжай в Шоу Лоу: я намерен сообщить копам, что та шлюшка может нуждаться в защите. Скажу им, что один перец убил ее брата, и она может быть на очереди.
– А что ты им скажешь, когда они поинтересуются, как ты получил такую любопытную информацию?
– Все и скажу, – голос Винса был спокоен. Даже безмятежен. – Ты поезжай. Так лучше всего. Как ты уходил от грузовика… это было что-то. Я дам тебе немного времени. Удирай, пока есть возможность. Не особо щедрый подарок, но хоть так. Так что уноси отсюда свою задницу со всех ног.
Рейс посмотрел на него, неуверенный и внезапно напуганный. Впрочем, это выражение не задержалось на его лице надолго. Всего миг – и он снова нацепил на себя гримасу «да пошло оно все к черту». Собственно, ничего больше у него и не было: только презрительное выражение лица, очки с зеркальными стеклами и быстрый байк.
– Папа…
– Лучше двигай, сынок, – вмешался Лемми. – Кто-нибудь скоро заметит дым, и здесь появится патруль из полиции штата.
Рейс улыбнулся. Из левого глаза выкатилась одинокая слезинка; она проложила след на пыльной коже.
– Просто пара сраных старикашек, – проговорил он.
И пошел к байку. Позвякивали цепи на его сапожках из змеиной кожи… Глуповато, подумал Винс.
Рейс взлетел в седло, завел мотор, тронул с места и помчался на запад, в сторону Шоу Лоу. Винс не ждал, что сын оглянется, – вот и не расстроился.
Они смотрели ему вслед. А потом Лемми спросил:
– Ну что, кэп, едем?
– Некуда ехать, старина. Вот сидеть бы так на обочине и сидеть.
– Ну, – протянул Лемми, – как хочешь. Могу посидеть за компанию.
Они отошли на обочину и сели, скрестив ноги. Словно торгующие одеялами старые индейцы; только вот одеял у них не было. Они смотрели на пустыню, на горящую фуру, на густой дым, уходящий в ясное беспощадное небо. А некоторые клочки дыма, вонючие и жирные, уносило в сторону, не вверх.
– Можем отъехать, – нарушил молчание Винс. – Если тебя не устраивает запах.
Лемми откинул голову и сделал глубокий вдох – как человек, наслаждающийся букетом дорогого вина.
– Да нет, пусть. Пахнет как во Вьетнаме.
Винс кивнул.
– Напоминает те старые деньки, – добавил Лемми. – Мы и в самом деле были тогда почти ангелами скорости.
Винс снова кивнул.
– Ну да. Живи ясно…
– …или умри смеясь.
А потом они замолчали. Ждали. Винс сжимал в руке фотоснимок. Порой косился на него, поворачивал к свету. Какая она здесь юная, какая счастливая.
А в основном он глядел на огонь.
Карусель
Раньше ее часто изображали на почтовых открытках, вот эту карусель на краю пирса в Кейп-Магги. Она называлась «Дикая охота», и действительно, скорость у нее была о-го-го – конечно, не такая, как на американских горках, но все-таки куда выше, чем на обычных детских аттракционах. Своей куполообразной крышей в черную и зеленую полоску и с золотой каймой по краям карусель напоминала огромный капкейк. В темноте она казалась драгоценным ларцом, утопающим в волнах инфернального красного свечения – будто в зеве печки. И над всем этим великолепием, над пляжем плыла мелодия шарманки, нестройная, чуть механическая – словно в старинном вальсе граф Дракула кружит своих мертвых невест.
Карусель являлась самой яркой деталью убогого местного променада. Променад оставался убогим и захудалым еще с тех пор, как детьми были мои бабушка с дедушкой. В воздухе застыл навязчивый аромат сахарной ваты – запах, которого не существует в природе; при попытке его описать на память приходит только розовый цвет – цвет нарядов Барби. А еще на мостках постоянно попадались лужи блевотины. И в этой рвоте всегда плавали полупереваренные зерна попкорна. Вокруг располагалось множество ресторанов: жареные моллюски стоили там слишком много, а ждать, пока их принесут, требовалось слишком долго. А еще толпы нервных загорелых взрослых волокли вопящих загорелых детей, – это выехали отдыхать у моря целые семьи.
На самом пирсе теснились обычные павильончики: в них продавали засахаренные яблоки и хот-доги. В тирах предлагали пострелять из пневматической винтовки по жестяным бандитам, которые выпрыгивали из жестяных зарослей кактусов. А еще у пирса была огромная пиратская шхуна: она покачивалась на волнах, порой взлетая над линией пристани, – только визг стоял. Я называл ее про себя шхуна «Кошмарик». А еще там имелся батут – «У Берты». Вход шел через рот непристойно жирной женщины со свирепым взглядом и блестящими красными щеками. У входа вы снимали обувь и забирались внутрь по свисающему языку толстухи, между раздутыми губами.
На батуте все проблемы и начались, и запустили их мы с Гэри Реншоу. В конце концов, ограничений по возрасту не было, и прыгать могли не только дети, но и подростки. Покупай билет – и три минуты счастья твои. Вот Гэри и сказала, что хочет посмотреть, так ли это весело, как она помнит из детства.
Мы поднялись с пятью карапузами. Заиграла музыка – тоненькие детские голоса исполняли крайне подчищенную версию ро́ковой композиции под названием «Кувыркайся со мной». Гэри схватила меня за руки, и мы стали прыгать, подлетая, словно астронавты на Луне. Мы скакали, пока не влепились в стену, и тут Гэри меня уронила. Она оказалась сверху и принялась ритмично подпрыгивать. Просто дурачилась, но седая женщина, которая проверяла билеты, это заметила и во всю силу легких крикнула: «Вы, оба!» и потом: «На выход! Сюда семьями приходят».
Гэри повернулась ко мне:
