И поцеловал ее. В щеку.
И вернул мелок.
А потом уставился куда-то во мглу, мимо нее. Гейл повернула голову, чтобы понять, куда он смотрит.
Из тумана опять показались размытые силуэты, похожие на русских матрешек, они двигались к воде, наплывая друг на друга, точно кто-то складывал подзорную трубу. Гейл показалось, это мама с Мириам и Минди, она хотела позвать ее, и тут центральная фигура съежилась, обрела четкость и превратилась в Хезер, следом за которой шагал самодовольный Бен.
Под мышкой Хезер держала альбом, ее светлые кудряшки все время падали на лицо, и сестра пыталась сдуть их, зло поджимая губы, чтобы не мешали смотреть, – верный знак того, что она в бешенстве.
– Мама зовет. Бегом, она сказала.
– А почему сама не пришла?
– У нее оладьи подгорают.
– Сбегай, скажи ей…
– Сама сбегай. И верни Минди мелок по дороге.
Минди протянула перед собой раскрытую ладошку.
– Гейл, Гейл, никто тебя не слушает! Гейл, Гейл, какая ж ты балда! – запела Мириам. Мелодия была не менее прекрасна, чем слова.
– Мы нашли динозавра! – попыталась объяснить Гейл. – Приведи скорее маму! Мы сдадим его в музей, и наше фото попадет в газеты – мое и Джоэла.
Хезер схватила Гейл за ухо и крутнула так, что та вскрикнула. Мириам тут же передразнила ее противным писклявым голосом, а Минди рванулась вперед и выхватила мел из разжавшихся пальцев.
Отпустив ухо, Хезер вцепилась Гейл в кожу повыше локтя, щипая и выворачивая. Гейл заорала в голос и попыталась вырваться. Размахивая руками, она выбила у сестры альбом, и тот свалился на песок; охваченная кровожадностью Хезер не обратила на это ни малейшего внимания и поволокла младшую в туман, в сторону дома.
– Я рисовала своего лучшего пони, – шипела Хезер. – Трудилась как проклятая! А мама даже не взглянула на него, потому что Минди, Мириам и Бен пристали к ней с твоим дурацким динозавром. Наорала на меня ни за что ни про что, погнала за тобой. А когда я сказала, что хочу рисовать, пригрозила выбросить карандаши. Цветные! Подарок на день рождения! – Для того чтобы до Гейл получше дошло, Хезер так ущипнула ее за руку, что у той глаза налились слезами.
Рядом, пытаясь не отставать, семенил Бен.
– А ковбоев все равно купи! Ты обещала!
– Мама говорит, ты оладьев не получишь, – сообщила Мириам. – Потому что испортила ей все утро.
– О, тогда я их съем? – осведомилась Минди.
Гей оглянулась на Джоэла. Они отошли всего лишь футов на двадцать, но он уже еле виднелся в тумане, как призрак, маячивший на спине гигантской туши.
– Не волнуйся, Гейл! – крикнул он. – Тут же написаны наши имена, все узнают, что это мы нашли динозавра. Приходи, как сможешь! Я тебя дождусь!
– Хорошо! – дрожащим голосом откликнулась она. – Я скоро!
– Даже не думай, – прошипела Хезер.
Спотыкаясь о камни, Гейл оборачивалась на Джоэла, пока мальчик, сидящий на динозавре, не расплылся в тумане, который теперь колыхался влажными занавесями, белоснежными, точно фата невесты. Лишь тогда она выпрямилась, смаргивая слезы и чувствуя, как перехватывает горло.
До дома оказалось дальше, чем ей помнилось. Вся компания – четверо младших и одна двенадцатилетка – шагала вдоль прихотливых извивов узкого берега, у серебристых вод озера Шамплейн. Гейл смотрела под ноги, волны тихо плескались о гальку.
Наконец показался их причал с привязанной к нему отцовской моторкой. Хезер отпустила Гейл, и она, вслед за остальными, вскарабкалась на сосновые доски. Бежать не имело смысла – наоборот, нужно было во что бы то ни стало вытащить из дома маму, и Гейл надеялась, что, поревев от души, она с этим справится.
Звук, похожий на вой сирены, застал их посреди двора. Только это была не сирена, рев родился поблизости, из мглы над озером – низкий, тоскливый крик, громовое мычание, от которого заплясал в воздухе разлетевшийся на капли туман.
– Что это? – воскликнула Хезер.
Минди и Мириам вцепились друг в дружку, в ужасе глядя на озеро. Бен вытаращил глаза и склонил голову набок, прислушиваясь.
Где-то вдали послышался голос Джоэла. Гейл показалось – впрочем, она не была уверена, – что он вскрикнул: «Гейл, гляди!» Позже ей иногда чудилось, что он кричал: «Господи!»
Туман искажал звуки не меньше, чем образы. Поэтому, когда до них донесся звучный всплеск, трудно было сообразить, с какой стороны он слышен. Как будто в озеро с огромной высоты плюхнулась ванна. Или машина. Оглушающий плеск.
– Да что же это?! – снова закричала Хезер, схватившись за живот, словно от резкой боли.
Гейл кинулась обратно. Спрыгнула с пристани на берег, упала на колени… Берега не было. Его скрыли волны, которые набегали одна за другой, заливая гальку и песок, бились о насыпь, будто родились в океане, а вовсе не в озере. Гейл вспомнила, как по дороге домой они с Хезер шагали тут бок о бок, даже не замочив ног.
Она рванулась сквозь бурлящую пену, выкрикивая имя Джоэла, чувствуя, что, несмотря на все усилия, бежит слишком медленно. И все же едва не проскочила мимо места, где лежал динозавр. Теперь, когда он исчез, и вода плескалась о ее босые ноги, а туман так и не рассеялся, трудно было отличить один кусок берега от другого.
Гейл заметила альбом Хезер – раскинув промокшие страницы, он подпрыгивал на гребнях волн. Рядом, полная ледяной зеленой воды, болталась кроссовка Джоэла. Девочка машинально выловила ее, чтобы отдать хозяину, вылила воду, прижала к груди.
Гейл не хватало воздуха, кололо в боку. Каждый раз, когда рваные бушующие волны откатывались назад, на берегу мелькал гигантский след, будто трактор пробороздил мокрый песок и утянул тело в озеро – домой.
– Джоэл!
Ее крик несся то в сторону воды, то в сторону насыпи, деревьев, его дома.
– Джоэл!
Гейл металась по кругу, не переставая кричать. Специально не смотрела в озеро, но оно так и притягивало взгляд. Сорвала голос и снова ударилась в слезы.
– Гейл! – дрожащим от ужаса голосом звала ее Хезер. – Домой! Немедленно!
– Гейл! – присоединилась к сестре мать.
– Джоэл! – не унималась Гейл, ощущая всю нелепость ситуации: каждый изо всех сил пытался докричаться до кого-то еще.
Откуда-то донесся все тот же рев – тоскующий и уже далекий.
– Отпусти его, – прошептала Гейл. – Не забирай, ну пожалуйста!
В тумане к ней подбежала Хезер – по насыпи, не по песку, где все еще, один за другим, бились холодные, грузные валы. Рядом возникла побледневшая мама.
– Детка, – позвала она встревоженным голосом. – Поднимайся к нам. Иди к маме.
Гейл не обратила на них внимания. Что-то выплыло из воды прямо к ее ногам. Альбом для рисования, открытый на развороте с зеленым пони. Зеленым, как рождественская елка. С красными копытцами и радугой на боку. Гейл никак не могла понять, почему Хезер рисует таких нелошадиных лошадей. Они напоминали двойное отрицание или динозавра – возможности, которые, едва родившись, губят сами себя
[4].
