– Человек! Тут человек! Сын Каина! Умертвите его! Явитесь сюда, умертвите его, и я налакаюсь его крови!
Кристиан всхлипнул и шарахнулся прочь. И вновь побежал – до тошноты, до звездочек в глазах. Мир вокруг качался и плыл, плыл и качался…
Он действовал инстинктивно. Поскольку фавн возник справа, Кристиан вильнул влево и кинулся в реку. Она оказалась глубже, чем он думал. За три размашистых шага он ушел в воду по колено. Ноги тут же онемели.
Он рванулся вперед, чуть не потерял дно под ногами, погрузился до самого паха и вскрикнул было в голос от ледяного холода, но у него тут же перехватило дыхание. Еще через несколько отчаянных шагов он споткнулся и ушел под воду с головой. Пришлось выгребать против течения, которое оказалось неожиданно мощным.
Добравшись до середины реки, Кристиан заметил дольмен. Плоская каменная плита величиной с крышу гаража покоилась на шести неустойчивых каменных столбах. В центре сооружения стоял древний неровный алтарь, на котором мирно спала девочка в белой ночной сорочке. Зрелище напугало Кристиана, однако страх гнал его вперед. Из темноты выступил Фоллоуз. Перед тем как войти в реку, он разулся и сейчас стоял по щиколотку в воде. В то время как мальчишка спотыкался, падал и почти тонул, охотник, казалось, знал, куда ступать, и ни разу не погрузился глубже, чем по середину икры.
У берега вода была по пояс, и Кристиан, чтобы вылезти, вцепился двумя руками в скользкую траву. «С-с-с-смерть, с-с-с-смерть!» тут же зашипела трава и, пучками вырываясь из рук, спихнула его обратно в реку. Кристиан погрузился по шею и разрыдался. Снова рывком бросил себя на берег и заколотил по нему, извиваясь в грязи, как животное – кабан, пытающийся выбраться из трясины, – пока не добрался до сухой земли. Останавливаться было нельзя, и он побежал мимо дольмена.
Кругом раскинулся заросший травой луг, ближайшие деревья виднелись в сотнях футов отсюда, и Кристиан понимал: если рванет к лесу, его будет легко достать из винтовки. Кроме того, он измучен и трясется от холода. Лучше всего где-нибудь спрятаться и переговорить с Фоллоузом. В конце концов, он, Кристиан, никогда никого не убивал, он невинен как младенец! А остальных бывший солдат убрал не столько за то, что они уже сделали, сколько за то, что собирались сделать. А это нечестно! И вообще – Фоллоуз ведь тоже стрелял! В льва!
Кристиан нырнул за один из каменных столбов, подтянул колени к груди и постарался не всхлипывать.
Из своего смехотворного укрытия он видел девочку. Лет девяти, розовая и румяная, со светлыми, длиной до плеч, волосами, которые словно только что кто-то расчесал, к груди она прижимала букет лютиков. В здешнем краю, где все выглядело увядшим и умирающим, они казались только что сорванными.
На дольмен упал голубоватый, дрожащий отсвет факела.
– Видел ли ты когда-нибудь более чистое лицо? – мягко спросил Фоллоуз.
Он выступил из темноты – в одной руке винтовка, в другой факел, под мышкой подобранный где-то блокнот. Не глядя на Кристиана, сел на край большого камня возле сновидицы и вперил в нее благоговейный взгляд.
Потом кинул блокнот на землю и достал из-за пазухи небольшой стеклянный пузырек, затем второй, третий… Всего их оказалось пять. Открутил с первого черную крышку и поднес к губам спящей девочки, хотя пузырек был пуст – или казался пустым.
– Этот мир слишком долго задерживал дыхание, Кристиан, – проговорил Фоллоуз. – И теперь наконец-то вздохнет. – Он откупорил очередной пузырек и снова поднес его к лицу спящей.
– Дыхание? – прошептал юноша.
– Дух королей, – с легким кивком подтвердил Фоллоуз. – Дыхание льва, слона, леопарда, буйвола и носорога. Они нейтрализуют вред, причиненный отравителем, генералом Гормом, пробудят ее и мир вместе с нею.
Опустошив каждый из пустых пузырьков, Фоллоуз вздохнул и устало вытянул ноги.
– Как я ненавижу обувь. Господь избавил мой род от обуви. А уж эти ваши жуткие, неуклюжие ступни!
Кристиан перевел взгляд на черные блестящие копыта, которыми оканчивались лодыжки Фоллоуза, и не закричал лишь потому, что сил у него уже не оставалось.
Фоллоуз заметил его ужас, и губы его тронула легкая усмешка.
– Мне пришлось ломать лодыжки – дробить и сращивать заново, понимаешь? Когда я впервые попал в ваш мир. Потом исправлять, уже с помощью врача, которому был обещан миллион долларов за молчание, и он получил его, звонкой монетой.
Фоллоуз отвел в сторону кудрявую прядь и указал на кончик уха.
– К счастью, я не горный фавн, а обычный, равнинный. У горных уши как у оленей из вашего мира, а у нас – как у людей. Хотя я с радостью дал бы обкорнать себе уши ради нее. Да что уши! Сердце бы вырвал и преподнес ей собственными руками – влажное, истекающее кровью, стучащее.
Фоллоуз поднялся и сделал шаг к Кристиану. Факел, который он ни на секунду не выпускал из рук, поменял цвет с голубого на пронзительный, ядовито-зеленый. Посыпались искры.
– Мне и факел не нужен, – продолжал он, – чтобы понять, кто ты есть. Можно было и рисунки не смотреть, и так ясно, что у тебя на душе.
Он кинул блокнот к ногам Кристиана.
Кристиан опустил глаза на карандашные наброски: головы льва, зебры, девочки, мужчины, ребенка… Ветерок лениво листал страницы: оружие… охота… Кристиан перевел остекленевший, перепуганный взгляд на факел.
– Почему он меняет цвет? Во мне же нет никакой угрозы!
– Чарн не очень хорошо разбирается в терновых факелах. Они меняют цвет не вблизи угрозы, но вблизи порока.
– Я никогда никого не убивал! – возразил Кристиан.
– Верно. Только радовался, когда убивали другие. Кто хуже, Кристиан, – тот, кто в открытую идет на поводу у своей злобной натуры, или тот, кто не пытается его остановить?
– Вы сами убийца! В Африке вы стреляли в льва!
– Я отправился в Африку, чтобы освободить столько моих царственных друзей, сколько смогу. Что и сделал, перечислив не такие уж большие деньги в правильные руки. Дюжина слонов и пара дюжин жирафов. Львов я заразил одной из болезней вашего нечистого мира, чтобы вернуть им достоинство и свободу. Что касается старика, которого я застрелил, он и так готов был прыгнуть в высокие травы небесной саванны. За день до охоты я попросил у него прощения, и он даровал мне его. Ты ведь тоже с ним говорил, сразу после выстрела. Помнишь, что ты сказал ему, пока он истекал кровью?
Лицо Кристиана сморщилось, в глазах защипало.
– Ты спросил, каково это – умирать. Он хотел показать тебе, и ему это почти удалось. Как жаль, что ты избежал его когтей! Тогда мне не пришлось бы делать грязную работу.
– Но я раскаиваюсь! – закричал Кристиан.
– А как же, – согласился Фоллоуз. – Я тоже.
Он опустил ствол, и холодный металл коснулся правого виска Кристиана.
– Стойте, я… – взвизгнул Кристиан.
