Я собирался прочесть роман и незаметно подбросить в библиотеку, но в конце концов вернул в коробку для обуви, к неоплаченным штрафам за парковку. Теперь, когда я прочел эту книгу, мне казалось, что она стала моей.
Из дома я выходил только на работу. Ездил, как автомат, по привычным маршрутам, читателей почти не замечал. И ту женщину – следующую Запоздалую, решившую нанести мне визит, – не заметил, пока она не разрыдалась.
Она вошла последней, в хвосте шумной очереди из ребятишек и их мам. Случилось это в Квинсе, деревушке к югу от Кингсворда, на стоянке между начальной школой и бейсбольным полем. Зима покрыла поле полузамерзшей грязью; над ним вился запашок оттаявшего собачьего дерьма. День был под стать моему настроению: серый, пасмурный, с тяжелыми тучами, нависшими над землей, словно крышка гроба. В какой-то момент я увидел, что в фургоне осталась только одна женщина: маленькая, худенькая, в каком-то пестром мужском рединготе, который был ей велик, наверное, размера на три. Я сканировал возвращенные книги и на нее не смотрел, пока не услышал приглушенный всхлип. Женщина сжимала в руках большую, старую на вид книгу в твердой обложке, красноватую и с коричневым корешком, раскрыв ее на последней странице. Заметив, что я на нее смотрю, она подняла взгляд, слабо улыбнулась и смахнула слезы со щек.
– Не обращайте, пожалуйста, внимания, – попросила светским тоном. – Просто аллергия.
– На что у вас аллергия? – спросил я.
– Ну… – Она подняла глаза к потолку, стараясь сдержать слезы; но они все текли и текли по тонкому бледному лицу. – На несчастье, скорее всего. Еще на лаванду и пчелиные укусы. Но чаще всего такое случается, когда мне просто очень плохо.
Я выудил пачку бумажных салфеток, встал из-за стола и подошел к ней.
– Надеюсь, это не из-за того, что вы не смогли найти книгу, которую искали?
Она рассмеялась дрожащим, жалобно-благодарным смешком. Взяла у меня салфетку, шумно высморкалась.
– Конечно, нет! У вас здесь столько книг! Я вдруг подумала, что никогда не читала «Шерлока Холмса» и что загадочные преступления с английским акцентом отлично подойдут к вечернему чаю с вафлями. Смотрю на формуляр и вдруг вижу имя своего сына. Ну конечно же! Он уже брал у вас эту книгу! Кажется, даже помню, как ее читал, когда болел и не ходил в школу.
Она открыла «Приключения Шерлока Холмса» и показала мне бумажный кармашек, приклеенный к заднему форзацу, и в нем формуляр с именами читателей. По спине у меня поползли мурашки: в тот миг я понял, что передо мной одна из них – из Запоздалых. Ведь в современных библиотечных книгах никаких кармашков и формуляров нет – только штрих-коды, которые мы считываем сканером.
В формуляр были вписаны карандашом с полдюжины имен. И первое из них: Брэд Долан, 13.04.59. Женщина перевернула формуляр и подчеркнула ногтем то же имя чуть ниже: Брэд Долан, 28.11.60.
Я словно проглотил одним махом стакан ледяной воды: внутри все заледенело, и к горлу подступила тошнота. Один из последних великих романов Брэда Долана называется «Расследуй это!» Главный герой – детектив по имени Шелдон Хомс, способный при помощи дедуктивного метода из самых незначительных деталей делать поразительные выводы: например, увидев у женщины обгрызенные ногти, может определить, что месячные у нее начались в одиннадцать лет и что когда-то у нее жил кот по кличке Аспирин. Еще мне смутно помнилось, как, выступая перед нашим классом, Брэд Долан говорил: всегда любил истории о Шерлоке Холмсе за то, что они утешают нас прекрасной ложью. Уверяют, что мир разумен, что все на свете имеет свою причину и цель. Но во Вьетнаме он убедился, что это не так. Там американские солдаты сжигали напалмом детей, чтобы победить политическую идеологию, основанную на мысли, что люди должны друг с другом делиться. Почему? Зачем? Ни одному, даже самому гениальному детективу вовек не разгадать сию загадку.
Я уже знал, что женщина забрела в библиобус из прошлого – понял по холоду внутри, – но, чтобы окончательно удостовериться, попросил у нее книгу. Взял в руки и закрыл.
У нее в руках это было старинное издание, должно быть, тридцатых или сороковых годов, с выцветшим переплетом и почти неразличимым рисунком на нем. У меня в руках оказалась ярко-малиновая бумажная обложка, на которой спешили куда-то по лондонским улицам Бенедикт Камбербетч и Мартин Фримен. «Этюд в багровых тонах» с предисловием Стивена Моффата.
– Брэд Долан? – повторил я. – Кажется, знакомое имя.
– Может быть, он доставлял вам газеты, – рассмеявшись, ответила женщина.
– Скорее уж это были вы. А он спал на пассажирском сиденье.
Я вернул ей книгу – и смотрел, как у нее в руках книга вновь обретает твердый переплет, коричневый корешок и выцветший почти до неразличимости рисунок: золотую трубку, вытисненную на красноватой обложке.
– Спасибо за салфетку, – сказала женщина. Лицо у нее распухло от слез. – И извините меня.
– А чем он сейчас занимается? Ваш сын?
– Он там, за океаном, – ответила она. – Пошел добровольцем. Отец его погиб в Корее, ну и… и Брэд решил, что не может в такое время отсиживаться дома. Он очень храбрый, мой Брэд. – Тут лицо ее сморщилось, она прикрыла глаза рукой, и плечи мелко затряслись. – Простите, – повторяла она сквозь судорожные всхлипы, – простите! Не знаю, почему… Раньше со мной такого не бывало.
Я неловко положил руку ей на спину, между лопаток, и позволил уронить голову мне на плечо. Кто знает, может, в ее времени мужчины запросто обнимали плачущих незнакомок, – но я-то вырос в другое время и чувствовал себя странно.
– Чего не бывало? Раньше вы не плакали? Это в первый раз? Не беспокойтесь, это прекратится, как только устанут глаза.
Она засмеялась сквозь слезы.
– Да нет, плачу-то я почти каждый день! Просто впервые разревелась на людях. Не считая церкви – но там никому до этого дела нет. Что-то я в последнее время совсем расклеилась. Как будто все тело – один сплошной синяк. Все ноет, от любого усилия устаю и все время плачу. Знаете, он уже два месяца мне не пишет. Никогда еще не было таких долгих перерывов. Каждое утро я сажусь в гостиной и жду почтальона – жду и жду, часами, ничего не могу делать, кажется, даже и не дышу толком… наконец почтальон приходит, – а письма снова нет.
«Что-то я в последнее время совсем расклеилась», – сказала она; при этих словах я ощутил укол тревоги. Фред Мюллер явился прочесть последний в своей жизни фантастический роман за неделю до того, как упал замертво, расчищая снег во дворе у сестры. Ральф, кажется, считает, что так это и работает – Запоздалые находят дорогу к библиобусу, лишь когда смерть подступает к ним вплотную. Вспомнилось мне и кое-что еще из того, чем делился с нами в школе Брэд Долан. Он упомянул, что, пока бегал по вьетнамским джунглям и пытался остаться в живых, его мать дома, совсем одна, умирала от рака матки. И еще сказал: ни о чем так не жалеет, как о том, что разбогател лишь после ее смерти. Что все эти щедрые гонорары ничем ей не помогут и не порадуют. Она мечтала увидеть Париж или хотя бы Форт-Лодердейл, но ни разу не выезжала за пределы Новой Англии. Ни разу не была в отпуске. Не могла купить ни машину, ни хотя бы новое платье – всю жизнь одевалась в «Армии Спасения». Десять процентов своего заработка каждый год отдавала в церковь; а через много лет выяснилось, что местный священник растлевал маленьких мальчиков и пропил большую часть церковных средств.
