К концу вечера все были пьяны друг другом, начались обнимашки и поцелуйчики. Все клялись, что это лучшая вечеринка в их жизни. Охваченная благодарностью Айрис пообещала, что на следующий год все будет еще круче. Они поедут на лифте на самый верх Спицы смотреть звезды – настоящие звезды! – над облаками. Будут пить «пенный ток» и просто подыхать от счастья. Назад, на землю, спустятся в парящих пузырях. А потом наденут Личины и отправятся в Карнавальный квартал – куда до шестнадцати вход воспрещен, – и в них влюбятся все, кто увидит их дорогие новые лица.
В мутной воде что-то возится. Из слизистого осадка выплывает русалка – розовая и мелкая, как креветка, с девичьим личиком и развевающейся зеленой гривой – и опасливо глазеет на Айрис.
– Наверное, ты бы сделала для меня что-нибудь хорошее, – вздыхает Айрис. – Если б могла.
Темная вязкая струйка выползает из-под хвоста русалки. Она оборачивается, словно удивляясь проделкам собственного тела.
Колечко пронзительно-зеленого цвета вспыхивает в правом глазу Айрис, наполовину ослепив ее. Входящее сообщение. Она сжимает пальцы, будто давя мошку. Перед внутренним взором появляются изумрудные буквы, складываются в слова. Линзы-мессенджеры Айрис надевает каждое утро, первым делом, еще до того, как почистить зубы.
Джойс Б.: «У нас на тебя планы!»
Эми П.: «Коварные планы».
Джойс Б.: «Вечером мы идем в Карнавальный квартал. И никаких возражений!»
Айрис зажмуривается, прижимается лбом к прохладному стеклу аквариума.
– Не могу, – говорит она и щелчком пальцев отправляет сообщение.
Джойс Б.: «Не дури, а то в мешке потащим! Будешь орать и пинаться!»
Эми П.: «В мешке. Орать и пинаться».
– Мамин друг через час придет с работы, они зовут меня домой, к праздничному столу и подаркам. Похоже, у них там что-то крутое, прямо дождаться не могут.
Вранье, конечно. Придется сочинить, что за подарок такой, который можно использовать только один раз, поэтому никто его не увидит. Может, виртуальный полет на Луну, ночь на станции Архимеда и лунный квиддич с совой Архимедом
[7].
Ответ Джойс вспыхивает ядовито-зеленым: «Личина? Тебе подарят новое лицо?»
Айрис несколько раз открывает и захлопывает рот, прежде чем решается на ответ:
– Не увижу, пока не открою.
И тут же понимает: зря его отправила, она сама не знает, почему ответила именно так.
Или знает. Приятно воображать, что она все еще одна из них. Что у нее есть то же, что и у всех, и так будет всегда. Что она не сошла с дистанции.
Эми П.: «Надеюсь тебе подарят «Офелию», потому что тогда Джойс обзавидуется, а я люблю смотреть, как она фальшиво улыбается, когда на самом деле психует».
«Офелия» вышла всего два месяца назад и, скорее всего, была бы родителям не по карману, даже если б отец по-прежнему греб жетоны лопатой в «Смертельной игре».
– Нет, скорее всего, не «Офелию», – говорит Айрис и тут же жалеет, что выразилась именно так.
Джойс Б.: «Ну в «Соседской девчонке» тоже нет ничего страшного. У Эми такая, и мне не стыдно рядом с ней. Не сказать, чтоб приятно, но и не стыдно».
Эми П.: «В любом случае к девяти будешь свободна, потому что твоя мама уже пообещала, что ты встретишься с нами у южного входа в Карнавал. Я писала ей утром. Так что бегом домой, лопай торт, разворачивай новое супер-секси-лицо и к нам».
Джойс Б.: «Если получишь «Офелию», я тоже поношу ее хотя бы немного, потому что не желаю, чтобы ты была круче меня».
– Я никогда не буду круче тебя, – отвечает Айрис, и Эми с Джойс отключаются.
Внизу шумит очередной поезд.
4
Катастрофа разражается, когда Айрис проходит две трети перекрестка.
Моноколесо легкое, но большое, больше Айрис, и катить его домой трудновато. Будто пьяный великан то заваливается на тебя, а то и вовсе решает посидеть среди дороги. Она пытается вести его, держа одной рукой за ручку, а другой прижимая к себе аквариум. Эстакада выгибается аркой, и когда Айрис переваливает через середину, колесо ускоряется. Айрис, тяжело дыша, трусит рядом. Колесо вновь валится набок, хромированный обод стукает ее по макушке. Айрис вскрикивает и хватается за ушибленное место, забыв, что у нее нет свободной руки. Шар выскальзывает и со стеклянным звоном грохается на тротуар.
«Отлично, – думает она. – Вдребезги».
Но шар цел, он виляет из стороны в сторону, глухо бряцая, соскакивает с бордюра и выкатывается на мостовую. Паромоторный хэнсом-кэб, взвизгнув золотыми колесами, вылетает с перпендикулярной улицы, накрывая его собой. Айрис вся подбирается, не без удовольствия ожидая громкого треска и плеска. Кэб, промелькнув, исчезает, а мутно-зеленый шар непостижимым образом все катится, цел и невредим, вдоль противоположного тротуара. Никогда в жизни Айрис так не желала чему-нибудь разбиться.
И тут его тормозит ногой мальчик.
Тот самый мальчик.
С одной стороны, Айрис никогда его раньше не видела. С другой, видела сотни раз, просто по дороге к отцу она равнодушно скользит по нему взглядом, когда проскакивает мимо на моноколесе. Он всегда стоит тут, привалившись к стене давно закрытого магазинчика: расслабленная поза, плотная серая бейсболка, серое пальто, знававшее лучшие времена.
Мальчик просто тормозит шар ногой, только и всего. Не глядит на дорогу, чтобы выяснить, кто его выронил, не наклоняется поднять.
Айрис подкатывает к нему моноколесо. Теперь, когда обе руки свободны, это довольно легко.
– Ты слишком добр. В прямом смысле – слишком. Спас худший в мире подарок на день рождения.
Мальчик не отвечает.
Она прислоняет моноколесо к парковочному столбику и нагибается за шаром, надеясь, что он хотя бы треснул, выпустив наружу содержимое. Приятно было бы наблюдать, как этот мерзкий моллюск – тупая сардинка с женским лицом – истерически кружит по аквариуму, видя, как понижается уровень воды. Нет, ни царапинки. Айрис сама не знает, почему так злится. Русалка ведь не виновата, что настолько уродлива, заперта в ловушку и никому не нужна.
– Черт! Надеялась, он разлетится вдребезги. Девчонка-то в нем фиг затормозит.
Мальчик даже не хмыкает, Айрис вскидывает на него недовольные глаза – ей нравится, когда смеются ее шуткам, – и наконец-то все понимает. Перед ней механизм, робот. Весьма старый. Его круглое, как луна, керамическое лицо покрыто трещинами и сияет улыбкой. Тело из поцарапанной пластали. Кишки из спутанных виниловых шлангов, кости из медных трубок, желудок – корзина из золотистой проволоки, почти до краев полная серебряными жетонами. Сердце – матовый черный паромотор.
