Любимое изречение Хэнка Маккорта. Поэтому над ним так весело смеяться – и поэтому, смеясь, чувствуешь себя немножко предателем.
6
Бет говорит, хризантемы будут готовы к пересадке не раньше начала мая; однако через две недели после того, как их посадили в горшки, Джек заходит в теплицу на них посмотреть – а потом бросается со всех ног искать Бет. Рассвет едва окрасил небо розовым, но сегодня редкий день, когда Бет не поднялась до восхода. Будь она на ногах, непременно бы его услышала, даже из своего домика в конце дороги. Джек пробегает дом насквозь и выскакивает в сад. Огромный дуб здесь, кажется, гнется под тяжестью листьев; но когда Джек громко зовет Бет, все эти листья – сотня воробьев – расправляют крылья и взмывают ввысь, растворяются в розовом предутреннем небе.
– Эй, где пожар? – голос Бет слышится за спиной, и Джек оборачивается.
Она все-таки встала! И уже в доме – смотрит на него сонными глазами, приоткрыв сетчатую дверь.
На кратчайшую долю секунды он задается вопросом: что́ Бет здесь делает? В такое время скорее можно ожидать, что она будет расхаживать в ночной рубашке по своему коттеджу, умываться, причесываться и помогать Коннору с ногой. Впрочем, нередко случается, что с утра Бет приходит на ферму и готовит завтрак на четверых. Может, сегодня просто решила встать пораньше – например, чтобы испечь печенье?
Джек подбегает к дому, хватает ее за руку и тащит за собой в теплицу. Он бросил на нее лишь один взгляд – на второй не осмелился. Волосы у Бет встрепаны со сна, и в пушистом свитере и вытертых до белизны джинсах она так хороша, что у него перехватывает дух. Он старается смотреть только на ее ноги – на босые, как и у него, маленькие, белые, чистые, изящные ступни.
Увидев растения в горшках, Бет хмурится. Хризантемы уже выпустили длинные зеленые листья, широкие, как ладони.
– Хм-м! Сдается мне, парень, старая карга тебя надула.
– Это не хризантемы?
– Похожи, но слишком быстро растут. Не могли они так вымахать за десять дней. Не знаю уж, хризантемы это или салат, но подозрения у меня самые мрачные. Боюсь, вместо цветов тебе подсунули черт знает что. Итак, продолжим великий садоводческий эксперимент или отправим их в компост?
Джек прищуривается одним глазом, совсем как Коннор, когда готовится отпустить шутку:
– Если это салат, то засалатим его в землю по самую маковку!
Бет ненадолго задумывается, а затем, когда до нее доходит, смеется и легонько стукает его костяшками пальцев по плечу:
– Точно! Если это цветы, пусть цветут, а если салат, пусть его салатствует!
– М-м, – говорит Джек. – Так босиком и пойдешь? Земля-то холодная. Ты и на ферму пришла босиком?
– Ну да, – кивает Бет. – И холода не заметила – так спешила приготовить завтрак одному тощему мальчишке! Кстати, об этом: давай-ка сначала поедим. А то, знаешь, не только цветы у нас быстро растут!
Он так счастлив, так переполнен восторгом, что не позволяет себе задуматься, почему на ногах у Бет – если она пришла босиком из своего домика в конце дороги – нет ни грязи, ни травы. Эта мысль на вкус как прокисшее молоко. Что с ней делать? Выплюнуть и забыть.
7
Ладонями они разравнивают землю вокруг растений, а потом просто сидят рядышком перед надгробием Блум. В воздухе стоит минеральный запах свежевскопанной глины. На надгробии из розового мрамора фотография – какой-то современной алхимией мать впечатана прямо в камень: девятнадцатилетняя Блум в день свадьбы, с опущенными глазами, кроткой улыбкой и с цветами в волосах.
Ветер колышет листья хризантем (или не хризантем?), сгрудившихся зелеными зарослями под надгробием в половину человеческого роста.
Джек так горд трудами рук своих и так доволен, что слезы, катящиеся по вздернутому носику Бет, застают его врасплох. Мгновение поколебавшись, он обнимает ее – не только из желания утешить.
Бет вытирает мокрые щеки руками, трогательно, совсем по-детски, шмыгает носом.
– Как бы я хотела ее вернуть! Она ведь не только тебя любила. Она любила и меня, и гораздо сильнее, чем я заслуживала. Если бы я любила ее так же, как она меня, – сейчас она была бы жива!
– Нет, – говорит Джек. – Это неправда.
– Правда. Я предчувствовала, что с ней будет, если она уедет. Надо было в ногах валяться у твоего отца, чем угодно заклинать, чтобы он вернул ее домой. Я же знала, что одна она не выживет. Что не справится, что вся эта дрянь в голове возьмет над ней верх. Знала – и все равно ее отпустила. Что я за человек после этого?
Джек обнимает ее обеими руками, крепко-крепко.
– Не плачь, Бет! Ты же не виновата, что она поскользнулась в ванне!
Бет издает странный звук – что-то среднее между всхлипом и карканьем – и обнимает его в ответ. Он чувствует, как содрогается ее крепкое, ладное тело.
– И потом, – добавляет Джек, – ты помогла мне с цветами. Посадила их вместе со мной и этим показала ей, как много она для тебя значила. Цветы – лучший способ сказать «прощай».
8
Очнувшись от беспокойного, жаркого сна, Джек понимает, что заболел. Что-то страшно давит в груди. Он садится на краю кровати, во тьме прислушивается к себе. Осторожно пробует кашлянуть – в груди что-то сипло клокочет.
«Меня надо полить», – думает он. И тут же хмурится. Откуда такая мысль? Попить, а не «полить» – вот что ему нужно!
Он идет босиком по дощатому полу. На пороге комнаты останавливается, стучит себе кулаком в грудь и снова кашляет, прочищая горло. Изо рта вылетают на ладонь какие-то коричневые частички. Кровь? В полумраке Джек так и эдак поворачивает руку и наконец решает, что это земля.
Пошатываясь, он бредет вниз по лестнице. Давление в груди нарастает, предвещая новый взрыв кашля. Снизу доносятся голоса, – но очень отдаленно и глухо, словно уши забиты землей.
На нижней ступеньке Джек сгибается пополам и хватается за колени – его настигает сильнейший приступ кашля. Он кашляет и кашляет… и вдруг чувствует, что что-то застряло у него в горле. Пытается вдохнуть – и не может. Он задыхается! Что-то жесткое, волокнистое засело в глотке и перекрывает путь воздуху. Джек распахивает рот, сует туда два пальца, чтобы стошнило, и чувствует, что из горла у него торчит что-то вроде проволоки. Хватает эту «проволоку» двумя пальцами и тянет. Хрипя, давясь, истекая слюной, вытаскивает из себя… судя по всему, корень: жесткий, коричневый, весь в земле, поросший мелкими волосками. Он тянет и тянет, корень выходит и выходит, и все никак не кончается, и наконец изо рта выныривает зеленый стебель с парой набухших зеленоватых почек, и на стебле – ниточка слюны.
С ужасом и омерзением Джек отбрасывает его, поворачивается и мчится на кухню. Он в панике, хочет позвать на помощь, еще сильнее хочет прополоскать рот и смыть вкус земли – и, как часто случается во сне, бежит по комнатам, которых нет. Пробегает через комнату, где сняты полы: под ними видна голая земля, и кто-то уже выкопал в ней могилы. Пробегает через комнату, где Бет нежится в чугунной ванне, вытягивает и неторопливо намыливает розовую ногу. Вместо бруска мыла в руке у нее цветок. «Герань! – думает Джек; эта мысль поражает его с какой-то сверхъестественной силой. – Герань!» Бет спрашивает, не хочет ли он помыться с ней вместе, но он бежит дальше. Влетает в распахнутую кухонную дверь, кидается к раковине, поворачивает кран. Смеситель подпрыгивает, в нем что-то урчит, и несколько секунд спустя начинает литься, пузырясь, ржавая вода. Джек в изумлении смотрит на нее. Вода становится все темнее, все гуще – но это не кровь: нет, эта темная липкая жидкость пахнет вскопанной землей.
