Кэл поднялся на ноги.
– Эй, парень! Тобин! Покричи… – Он отфыркнул грязь из носа, обтер лицо ладонью и, вдохнув, ощутил клейкий сладковатый запах травы. Все лучше и лучше. Полный букет ощущений! – Давай, кричи! Женщина, и вы тоже!
Женщина молчала. Откликнулся Тобин:
– Помоги-и-ите! Пожа-а-алуйста!
Теперь парнишка кричал справа – и, похоже, ушел намного глубже в траву. Как такое может быть? Он же здесь был, совсем рядом, протяни руку – и схватишь!
Кэл обернулся, ожидая увидеть сестру, и не увидел ничего, кроме травы. Высокой травы. Думал определить по следам, откуда прибежал – не было и следов. Только там, где он рухнул в грязь, зелень была примята, но уже распрямлялась. Смотри-ка, крутая трава у них здесь, в Канзасе! С ней так просто не справишься. Крутая… и высокая.
– Бекки! Бек!
– Спокойно, я тут, – послышался ее голос, и у Кэла отлегло от сердца. Он не видел Бекки, но понимал, что через секунду увидит: она идет за ним по пятам. – Пыталась позвонить по 911, сигнал пропал, – недовольно объяснила она.
– Это не страшно. Главное, сама не пропади. – Повернувшись в другую сторону, Кэл приложил руки лодочкой ко рту и закричал: – Тобин!
Молчание.
– Тобин!!
– Что?!
Какого черта? Теперь звучит совсем издалека. Что он творит – идет пешком в Небраску?
– Вы идете?! Идите ко мне! Я не могу вас найти!
– ПАРЕНЬ, СТОЙ НА МЕСТЕ! – заорал Кэл так, что у него заболело горло. Прямо как на концерте «Металлики», только без музыки. – ПРОСТО СТОЙ НА МЕСТЕ! НИКУДА НЕ ХОДИ! МЫ САМИ К ТЕБЕ ПРИДЕМ!
Обернулся, ожидая увидеть за спиной Бекки – и снова увидел лишь траву. Кэл согнул колени и подпрыгнул. Разглядел дорогу (дальше, чем ожидал, – похоже, он пробежал довольно большое расстояние, сам того не осознав). Заметил церковь – Святого Хэнка Аллилуйи или как-то так, разбитую и заросшую травой дорожку для кегельбана… и все. Впрочем, он и не рассчитывал найти Бекки – в ней всего-то пять футов и два дюйма, однако надеялся хотя бы обнаружить ее следы. Однако ветер дул сильнее прежнего, ворошил высокие стебли, и тропинка в траве – если она и была – давно уже исчезла.
Кэл снова подпрыгнул. Всякий раз при приземлении под ногами у него влажно хлюпало. Опять не увидел ничего, кроме панорамы Семьдесят третьего шоссе, и ту всего на секунду. Это уже начинало бесить.
– Бекки! Какого черта? Ты где?
←
Бекки слышала, как Кэл что есть мочи кричит мальчишке: мол, стой на месте, никуда не ходи, мы сами к тебе придем! Неплохой план – если только ее идиот-братец наконец сам остановится и даст себя догнать. Бекки запыхалась, взмокла и, пожалуй, в первый раз по-настоящему ощутила, что беременна. Впрочем, радовало уже то, что Кэл близко, впереди и справа от нее.
«Похоже, Бекстер, с новенькими сникерсами тебе придется попрощаться!»
– Бекки! Какого черта? Ты где?
Так, а вот это уже странно. Голос по-прежнему доносится справа, но теперь скорее сзади. Как будто Кэл переместился ей за спину.
– Здесь, – ответила она. – И вот что: я встану на месте, а ты сам ко мне подойди. – Она взглянула на свой «андроид». – Кэл, у тебя связь есть?
– Понятия не имею. Я мобильник в машине оставил. Неважно, просто говори что-нибудь, я сейчас подойду.
– А как же мальчик? И его чокнутая мамаша? Она что-то совсем пропала.
– Давай друг друга найдем, а потом уже о них подумаем, ладно? – отозвался Кэл. Бекки хорошо знала брата, и сейчас его голос ей не понравился. Такой тон у него появлялся, когда он был чем-то обеспокоен и старался это скрыть. – Просто говори что-нибудь!
Бекки задумалась на секунду, а затем продекламировала, притопывая в такт по раскисшей земле:
– «Улыбались три смелые девицы на спине у бенгальской тигрицы, теперь же все три у тигрицы внутри, и улыбка на морде тигрицы!»
– Хм, прикольно! – откликнулся Кэл.
Теперь он стоял прямо у нее за спиной, всего в нескольких шагах, и… да откуда такое облегчение? Боже правый, это всего лишь поле!
– Эй, где вы? – Мальчик. Совсем издалека. И в голосе больше не слышно смеха: голосок одинокий, напуганный. – Вы меня ищете? Мне страшно!
– ДА, ДА, ПОДОЖДИ! – заорал во всю глотку Кэл. – Бекки? Бекки, скажи еще что-нибудь!
Бекки положила руку на выпуклый живот (называть беременный живот «округлившимся» она не желала даже про себя, слишком уж это… из журнала «Пипл») и погладила.
– Ну вот тебе еще. «Молодая особа, чей нос рос, пока до земли не дорос…»
– Стоп, стоп! Я как-то тебя проскочил.
В самом деле, теперь его голос доносился спереди! Бекки снова развернулась.
– Кэл, хватит тупить! Не смешно уже.
Во рту у нее пересохло. А когда Бекки сглотнула, оказалось, что пересохло и в горле. Ну когда глотаешь, а слюны нет, чувствуешь этакий щелчок? В машине осталась большая бутылка минералки без газа, и еще пара банок кока-колы на заднем сиденье. Бекки их прямо видела – красные банки с крупными белыми буквами.
– Бекки!
– Что?
– Здесь что-то не так.
– Ты о чем? – «Как будто я сама не знаю!» – добавила она про себя.
– Слушай меня. Подпрыгнуть можешь?
– Конечно, могу! А ты как думаешь?
– Я думаю, тебе летом рожать.
– Ну и что? Я же не… Кэл, куда ты пошел? Стой!
– Я не двигался, – ответил он.
– Ну как не двигался? Ты и сейчас куда-то уходишь!
– Заткнись и слушай. Я сосчитаю до трех. На счет три подними руки над головой, как судья на футбольном поле, и прыгай так высоко, как только получится! И я тоже подпрыгну. Увижу твои руки, пойму, где ты, и подойду к тебе. О’кей?
«Ты свистни – тебя не заставлю я ждать», – всплыло вдруг в голове у Бекки. А это откуда? Какая-то народная песня… или не народная… но точно не лимерик. Откуда эта строчка, она не знала, но точно знала другое: даже сейчас, когда Кэл говорит, он продолжает от нее удаляться. Голос уходит все дальше и дальше.
– Бекки! Бек…
– Хорошо! – завопила она во все горло. – Давай!
– Один! – выкрикнул он. – Два! ТРИ!
В пятнадцать лет Бекки Демут весила восемьдесят два фунта – папа называл ее «перышком» – и выступала в школьной легкоатлетической команде. В то время она могла от одного конца школы до другого пройти на руках. Хотелось бы верить, что и сейчас ничего не изменилось; в глубине души, пожалуй, она была убеждена, что таким же «перышком» останется на всю жизнь. Бекки еще не свыклась с тем, что ей уже девятнадцать, она беременна… и вместо восьмидесяти двух фунтов весит сто тридцать. Ей хотелось взлететь над землей, раскинув руки, свободно и легко – «Хьюстон, разрешаю взлет!» – однако на деле это оказалось не легче, чем прыгать с ребенком на спине. Впрочем, почти так оно и было.
