♦ не ешьте, не пейте и не курите в поезде;
♦ не включайте громкую музыку в поезде;
♦ сотрудничайте с персоналом во время проверок безопасности;
♦ уступайте места инвалидам, беременным женщинам и пожилым людям;
♦ не создавайте помех движению у выходов;
♦ не ездите без билетов.
Потом они говорят, что на следующей станции двери откроются слева. Группа женщин в блестящих сальвар-камизах, с украшенными, словно на свадьбу, лицами, встают со своих мест и толпятся у дверей. Их духи делают воздух сладким.
– У нее слишком торчит живот, – говорит одна.
– Но ведь она ходит на горячую йогу и все такое, – говорит другая.
– А еще пропускает ее, – вставляет третья.
– Не стоит так часто пропускать занятия, – говорит четвертая. – Иначе никогда не похудеешь.
Поезд останавливается на станции, двери открываются как по волшебству, и женщины вместе с их ароматами выходят. Мы с Пари занимаем их места. Несколько людей вокруг нас одновременно разговаривают по телефону. Я улавливаю по несколько слов из каждого разговора.
Через пятнадцать минут. Это займет пять минут? Пожалуйста, смени тон. Алло. Алло. Алло. Серьезно, говорю тебе. Прекрати хо гайя. Нет, нет, аррей, что ты такое говоришь? Алло?
Поезд снова уходит под землю.
Мы сходим на станции, которая выглядит как хорошо освещенный туннель. Эхо объявлений и голосов окружает нас. Мы видим, как мимо проходят люди, их брюки полощет сквозняк, а обувь стучит по полу. Я дергаю какого-то мужчину за край курты и спрашиваю:
– Как попасть на станцию? – И он смеется.
– А где вы сейчас, по-твоему? – говорит он.
– На главную железнодорожную станцию, – огрызается на него Пари. – Не метро.
Мужчина указывает на движущуюся лестницу. Интересно, как глубоко мы под землей. Пари хватает меня за руку.
– У тебя пальцы как ледышки, – говорю я.
Пари отпускает меня.
Мы выходим в смог, что извивается в каждом уголке и покрывает язык пеплом. Нам опять приходится спрашивать дорогу у незнакомцев. Железнодорожный вокзал находится на другой стороне улицы, говорит нам один мужчина и советует пройти по переходу над дорогой, который находится за постом полиции и стоянкой такси-авторикш. Голос у него глухой, как у злодея, потому что он носит черную маску с белыми черепами, чтобы не дышать плохим воздухом. Маски в городе – настоящий хайфай: розовые с черными пуговицами, красные и зеленые с сетчатыми полосками и белые с желтыми мордочками и завязками. В них люди похожи на гигантских двуногих насекомых.
– Здесь в городе очень хорошие государственные школы, на, – говорит Пари, когда мы идем по переходу. – Их ученики получают оценки лучше, чем ученики частных школ, которые платят тысячи и тысячи рупий.
Надеюсь, нам на пути не попадется ни одной школы. Если попадется, то Пари будет настаивать, чтобы мы зашли.
Мы спускаемся из перехода, уклоняясь от мужчин и женщин, которые пихают нас плечами, их тела гнутся под весом тяжелых сумок. Главный железнодорожный вокзал находится слева от нас. Он огромный: размером с торговые центры, которые я видел снаружи, и в нем так же многолюдно. Мне интересно, отчего все эти люди не на работе, а если у них нет работы, то откуда у них деньги, чтобы кататься на поездах. Ма так говорит про тех, кто ходит в торговые центры между понедельником и пятницей.
Мы бродим по вокзалу, ища Бахадура и Омвира под табло с объявлениями о времени прибытия и отправления поездов. Между мной и Пари дыра в форме Фаиза. Будь он с нами, он бы углядел джиннов в собаках, лежащих на вокзале. Он говорит, джинны часто превращаются в собак, змей и птиц.
Я замечаю на потолке камеры видеонаблюдения, следящие за людьми, но не смотрю на них слишком долго, чтобы полицейские, наблюдающие за мной на экране с другой стороны, не подумали, что я подозрительный тип. Здесь на станции тоже есть полицейские, они болтаются около многочисленных входов и проверяют сумки пассажиров.
– Мы можем спросить полицию, видели ли они Бахадура или Омвира, – говорю я.
– Они захотят узнать, что ты делаешь так далеко от дома, и арестуют тебя, – говорит Пари.
Кажется, ее план состоит в том, чтобы просто ходить, и это глупый план. Мы изучаем лица мужчин и женщин, сидящих на чемоданах или спящих на полотенцах, расстеленных на полу, с вещами, сложенными в большие пластиковые или тканевые мешки у них под головами или ногами. Тут миллион человек, и нам потребуются месяцы, чтобы опросить их всех про Бахадура и Омвира. Но полиция может замедлять и ускорять кадры с камер видеонаблюдения, что висят повсюду вокруг нас, и легко засечет Бахадура или Омвира.
Я вижу полуразрушенное двухэтажное здание, отделенное от вокзала, но в одном с ним комплексе. Табличка, висящая сбоку, гласит:
ЦЕНТР ПОМОЩИ ДЕТЯМ
Дети превыше всего
Детям, за детей, для детей
– Нам надо туда, – говорю я Пари.
– Звучит как зоопарк с разными видами детей.
– Дети всегда дети, – говорю я, но неуверенно. Фаиз будет жалеть, что не поехал с нами, если это и правда детский зоопарк.
Мы идем мимо бутафорского паровоза, мимо маленькой девочки, которая сторожит кучу сумок, мимо носильщика в красной рубашке, который балансирует с тремя чемоданами на голове, мимо мужчины, который лает в мобильный телефон, держа его возле рта, а не около уха. Громкие голоса доносятся из динамиков, спрятанных по всему вокзалу, и предупреждают людей об угрозах взрывов.
И вот мы перед зданием. Дверь заперта, на ней надпись, которая гласит: «Стойка бронирования». Рядом с дверью лужа, в которой две майны моют клювы так же, как я обычно умываю лицо: в воду – из воды за секунду. Мы лезем по заросшей мхом наружной лестнице вверх на террасу, которая окружает большую комнату с огромными окнами. Я слышу бормотание, но никого не вижу.
Из комнаты выходит человек с зачесанными на лоб волосами и спрашивает:
– Вы заблудились? Вы откуда?
– Мы ищем двух мальчиков из нашей басти, – говорит Пари, показывая фотографию Бахадура. – Вот один из них. Его брат и сестра думают, что он сбежал из дома, чтобы сесть на поезд до Мумбаи.
– А может даже до Манали, – говорю я.
– Другой мальчик, должно быть, присоединился к нему здесь вчера. Или сегодня, – говорит Пари.
– Вы тоже сбежали? – спрашивает мужчина. Он даже не смотрит на фотографию.
– Конечно, нет, – отвечает Пари.
– Мы просто хотим найти наших друзей. Мы думаем, они на вокзале, – добавляю я.
Трудно вставить хоть слово, когда твой помощник – болтушка.
– Ахча-ахча, а я подумал, вы сбежали, – говорит он. – Где ваши родители? Почему вы не в школе?
