– Вот почему мне нужна твоя помощь, – говорю я Самосе. – Твой нос сможет обнаружить, куда делись Омвир и Бахадур.
Интересно, остались ли в нашей басти их запахи или их уже вытеснили новые.
Самоса виляет хвостом. Он станет для меня намного лучшим помощником, чем Пари. У нас с Самосой будет собственный секретный сигнал, как только я его придумаю.
Мама Омвира сидит на пороге с младенцем-боксером на коленях и поет ему песню. Ее правая рука гладит его животик. Я спрашиваю, можно ли мне взять что-нибудь, что принадлежит Омвиру, а она шикает на меня «шу-шу-шу».
– Держи эту грязную псину подальше от моего ребенка, – говорит она.
Я думаю, что она вечно сердитая, потому что у нее сердитый ребенок. Самоса вовсе не грязный.
Брата Омвира, плохого танцора, поблизости нету. Должно быть, он помогает их папе, гладильщику-валле, как раньше делал Омвир. Соседка-нани, что сидит, вытянув ноги на чарпае, подзывает меня.
– Ты переживаешь за своего друга, – говорит она дрожащим, возможно, от старости, голосом.
– Мы молимся за Омвира, а также за Бахадура, на каждом утреннем собрании, – говорю я.
Самоса нюхает ножки чарпаи, на которой сидит нани. Курица квохчет и спешит от него подальше.
– Ты, наверное, слышал, – говорит нани, – отец Омвира перестал работать. Он ходит по улицам с фотографией Омвира и таскает своего второго сына за собой. Он не приносит домой денег. Что они будут есть? Как они прокормятся? Она… – нани кивает на маму Омвира, – говорит, что сама пойдет работать, но кто присмотрит за ее ребенком? Она ждет, это буду делать я, в моем-то возрасте? – голос нани повышается с каждым вопросом.
Мама Омвира разговаривает на детском языке со своим ребенком-боксером, чьи кулаки теперь дергают ее за волосы. Нани все жалуется и жалуется на папу Омвира.
– Набрал денег в долг, – говорит она. – Теперь у них по утрам бандиты у дверей, требуют все вернуть, а он так и не идет работать.
Это грустная история, но я слушаю вполуха. Интересно, где застряли Фаиз и Пари.
– Гладильщик-валла всегда ждал, что с ним случится что-то ужасное, – говорит нани. – Думал, что потеряет работу, что его жена и дети будут голодать, и вот теперь все сбывается.
– Где собака? – слышу я голос Пари.
– Смотри, – говорю я, указывая на черный нос Самосы, выглядывающий из-под чарпаи.
Фаиз привел Пари сюда, как я и просил, но у нее в руках книжка, а это уже слишком даже для такой выпендрежницы, как она. Она хочет, чтобы все знали, что она единственная в нашей басти, кто получил зеленую карточку читального центра, которую работающие там диди дают тем, кто прочел больше сотни книг. У нас с Фаизом ноль карточек, потому что мы прочли ноль книг.
– Хорошо хоть мы делимся с ней едой, – продолжает нани. – Но как долго это может продолжаться?
– Ты не перестанешь болтать, пока я не сойду с ума, – кричит мама Омвира на нани с порога. Младенец-боксер бьет ее по лицу. – Думаешь, я тебя не слышу? Не делай вид, что оголодала до смерти, потому что дала нам два роти вчера вечером.
– Вот как люди платят за доброту в наши дни, – говорит нани, складки ее подбородка дрожат.
– Сколько стоили твои два роти? Две рупии? – спрашивает мама Омвира.
Я встаю, на цыпочках двигаюсь к Пари и Фаизу, и мы медленно отходим от двух женщин. На их крики из домов выглядывают люди. Я волнуюсь, что Самоса убежит, но он остается рядом.
– Это они из-за тебя поругались, – говорит Фаиз.
– Самоса выследит Бахадура и Омвира, – говорю я.
– Самоса? – спрашивает Пари.
– Моя собака.
– У собаки должно быть собачье имя, Моти там, или Хира, – говорит Пари.
– Собаке все равно, как ты ее называешь, – говорит Фаиз.
Мы достигаем дома Бахадура. Там только его младшая сестра Барха. Она стирает одежду в пластиковом тазу с мыльной водой.
– Дашь мне одну из рубашек Бахадура? – спрашиваю я. – Лучше бы ту, которую ты еще не постирала. – Когда я произношу это вслух, звучит отвратительно, Барха разбрызгивает воду. Я немного отступаю.
– Самоса должен сначала понять, как Бахадур пахнет, – объясняю я Пари.
Пари открывает книгу, достает фотографию Бахадура, которую дала нам его мама, и показывает ее девочке.
– Я верну ее обратно в шкаф, где твоя мама ее раньше держала, хорошо? – говорит она.
Барха кивает и встает, вытирая руки о свои мальчишеские джинсы.
Пари заходит в дом, кладет книгу на кровать, со скрипом открывает шкаф и убирает фотографию Бахадура внутрь. Затем она указывает на школьную сумку Бахадура, прислоненную к их классному холодильнику.
– Я давала твоему брату книжку, – говорит она Бархе. – Мне нужно глянуть, тут ли она. – Она достает одну из тетрадей Бахадура и протягивает ее мне. Круглые слова Бахадура плывут над черными линиями. Я даю Самосе хорошенько обнюхать тетрадь.
– Что ты делаешь? – спрашивает девочка.
– Ты же хочешь, чтобы твой брат вернулся, верно? Разве ты не хочешь увидеть его снова? – говорит Пари.
Слезы катятся по щекам девочки.
– Аррей, не плачь, не надо, – говорит Пари.
Я передаю тетрадку Фаизу, который оставляет ее на пороге.
– Где Бахадур? – спрашиваю я Самосу. – Давай, найди его, ты сможешь.
Самоса лает, поворачивается и пускается бежать. Я бросаюсь за ним: ноги взлетают в воздух, когда я прыгаю через кирпичи, кастрюли, сковородки и кучи пепла от мусора, который жгли вчера ночью для тепла – я не знаю, как быстро бегу, может, даже быстрее, чем Руну-Диди, холодный ветер сдувает щеки назад, слишком растягивая кожу, в легких не хватает воздуха, глаза слезятся, и тут Самоса ныряет в узкий переулок между домами, и мне приходится притормозить.
Фаиз пыхтит позади. Я машу ему и кричу: «Догоняй». Пари, должно быть, осталась успокаивать Барху.
Я сворачиваю и иду по переулку. Стены неровные из-за мха и грязи. Я сбиваюсь с пути, и Фаиз тоже. Мы садимся на землю с открытыми ртами, чтобы дыхание могло нас догнать.
Самоса появляется перед нами. Он тоже тяжело дышит.
– Бахадур был здесь? – спрашиваю я. Он лает. Я думаю, он говорит «да». Фаиз вытирает лоб тряпкой на шее.
Мы находимся на самом краю басти, лицом к свалке, которая намного больше, чем наша школьная площадка. Прямо передо мной какой-то мужчина поливает задницу водой из кружки. Свиньи ныряют в серо-черный мусор, их розово-белые животы испачканы грязью. Коровы со свалявшимся на заде навозом жуют гниющие овощи, моргая глазами, чтобы отогнать мух. Собаки обнюхивают грязь в поисках костей, а мальчишки и девчонки собирают жестяные банки и стекло. От самых вонючих куч поднимается дымок – их подожгли, чтобы они поменьше воняли.
