– Руну, ты тоже должна быть осторожнее, – говорит Ма. – Кто бы это ни был, он не только детей крадет. Аанчал уже девятнадцать или двадцать, не забывай.
– Ей шестнадцать, – говорю я, садясь.
– Сколько ты уже не спишь? – спрашивает Ма. Она бросает лук на сковородку и помешивает, ложка скребет по бортам.
– Ма, это правда, что кто-то похищает детей, чтобы их съесть?
– Кья?
– Потому что у нас мясо сладкое.
– Это ты ему наговорила? – спрашивает Ма у Руну-Диди. Она пытается стукнуть Диди левой рукой, но не может до нее дотянуться.
– Это не я, – визжит Диди.
– Важнее всего то, – говорит мне Ма, – что Чандни была на улице ночью одна. Она захотела гулаб-джамунов, и мать дала ей денег, чтобы купить их. Ну кто так поступает в такие страшные времена? Разве эта женщина не могла сходить и купить их сама? – Ма собирает имбирь и кусочки чеснока и бросает их на сковороду, а затем добавляет по щепотке куркумы, кориандра и тмина.
– Говорят, дом Чандни прямо возле базара, – вставляет Диди, вытирая руки о камиз. – Это как мне дойти до дома Шанти-Чачи.
– Не может быть так близко, – говорит Ма.
– Может, ее мама была занята готовкой, как ты.
– Если бы сам Вишну Бхагван велел мне отправить вас на улицу посреди ночи, я бы отказалась.
Папа входит и смотрит на меня с серьезным выражением лица.
– Что я слышу? – спрашивает он. – Мы думаем, что ты учишься, а ты бегаешь по Призрачному Базару?
Мамина ложка перестает стучать.
– Я все время тут, – говорю я. – Я тут прямо сейчас. Разве ты не видишь меня?
– Хватит, – кричит Папа своим самым громким голосом. – Думаешь, это смешно? Мы никогда не мешали вам делать то, что вам хочется. Вы оба. – Он смотрит на Руну-Диди. – Но всему есть предел.
– Папа…
– Руну, слушай внимательно. Это и к тебе относится. Отныне ты больше не бегаешь после школы, поняла?
– Но… мои… районные… Я…
– Будешь приводить Джая из школы и сидеть с ним дома. Води его на поводке, если придется.
– Тренер меня убьет, – говорит Диди.
– Он что, тренирует команду Индии по крикету? – спрашивает папа. – Он просто неудачник, который ведет физкультуру.
– Районная эстафета – это серьезно, Папа. Тренер хочет, чтобы мы тренировались каждый день, даже по воскресеньям.
Лук пахнет горелым, потому что Ма не следила за сковородкой. Я раздумываю, как мне ускользнуть в чайную Дуттарама послезавтра.
– Папа, детей воруют только по ночам, – говорю я. – Мы с Диди всегда дома до темноты.
– Да, это правда, – говорит Диди, ее глаза горят от слез. – Папа…
– Я не хочу слышать ни слова, Руну. И Джай, ты хорошенько получишь от меня, если я узнаю, что ты бродишь по базару один. Не думай, что не узнаю.
Словно лев в клетке, Руну-Диди
ходит взад-вперед по нашему дому воскресным утром, ее свежевымытые волосы летают у лица, как грива.
– Невероятно, – говорит она.
– Папа сошел с ума, – говорю я.
Я опаздываю в чайную, и Дуттарам, наверное, уже отдал мою работу кому-нибудь другому. Я знаю, что мне влетит от Ма и Папы, если они узнают, что я нарушаю их правило не-бродить-по-Призрачному-Базару, но взбучка будет намного хуже, если они обнаружат, что тюбик из-под «Парашюта» наполовину пуст, а я вор. Не хочу быть вором. Я детектив. Джасус Джай, хороший парень.
– Мне нельзя пропускать сегодняшнюю тренировку, – говорит Диди. – И так вчера пришлось уйти раньше. Если так пойдет и дальше, Тренер возьмет на мое место эту тупицу Харини. Она и вполовину не такая быстрая, как я, но Тренер с ее отцом – лучшие друзья.
– Диди, а почему бы тебе не сходить на тренировку? Я не расскажу маме и папе.
– А ты, значит, будешь болтаться один по базару?
– Я просто хочу сходить к Пари. Мы с Пари позанимаемся вместе, я обещаю. Немного посмотрим телевизор, но и заниматься тоже будем.
Диди обдумывает мои слова, расхаживая туда-сюда, пол дрожит.
– Тех, кого украли, украли ночью, – она повторяет то, что я сказал Папе. – Мы окажемся дома раньше.
Я молчу о том, что она копирует мои слова.
– Тупица Харини не должна занять твое место, – вместо этого говорю я.
– Но мама Пари позвонит нашей и расскажет ей, что мы делаем.
– Ma Пари работает по воскресеньям, как и наша. А ее папа ездит на другой берег реки каждое воскресенье, чтобы встретиться со своими мамой и папой.
– Они позволяют Пари оставаться дома одной?
– Они отвозят ее в читальный центр, если он открыт. Но сегодня она будет дома.
Я не лгу. Пари мне рассказала.
Диди отправляет меня сидеть на пороге, чтобы она могла переодеться в спортивную форму. Мне позволено зайти обратно, когда она одета. Она завязывает волосы в хвостик белой резинкой, что Ма никогда бы не позволила. Если завязывать волосы, пока они еще влажные, то в них заведутся всякие уродливые штуки, похожие на фрукты, и их нельзя будет выковырять или сделать что-то еще. Придется обрить голову. Так Ма говорит.
Я уже одет в привычные штаны и две футболки. Поверх футболок я еще надеваю красный свитер. Потом мы проверяем, чтобы Шанти-Чачи и ее мужа не было на улице, и убегаем.
К счастью, Пари сидит у входной двери и учит уроки.
– Можешь, пожалуйста, поручиться, что этот идиот будет сидеть дома с тобой? – спрашивает Диди у Пари и, положив руку мне на затылок, толкает меня вперед. – Ему нельзя никуда уходить. Особенно на Призрачный Базар. – Ее голос звучит иначе; на меня Диди визжит, но с Пари она разговаривает вежливо, как со взрослой.
– Поклянись Богом, что не будешь делать ничего бесячего, Джай, – говорит Пари.
Я касаюсь кончика носа верхней губой, чтобы стать похожим на хрюшку. Потом говорю:
– Клянусь Богом. – Бог знает, что я это понарошку.
Диди убегает.
– Мне нужно на базар, – говорю я.
– Но ты же обещал, – говорит Пари, – всего две секунды назад. Не боишься, что Бог тебя накажет?
– Да я только куплю гулаб-джамунов. Бог поймет.
– Откуда у тебя деньги на гулаб-джамуны? Просто посиди тут тихонько.
Я устал от людей, которые говорят мне, что делать, а что не делать.
– Фаиз нашел мне работу на Призрачном Базаре, – раскалываюсь я.
– Чего?
– Я должен вернуть деньги, которые Диди дала мне, чтобы мы съездили по Фиолетовой ветке.
– Она хочет их обратно?
