Когда патруль собирается, наша группа состоит всего лишь из Папы, Ма, аббу Кабира-Хадифы, Шанти-Чачи и меня, но скоро присоединятся и другие: мужчины, которым не нужно работать днем, дедушки и бабушки и несколько женщин с младенцами, уютно завернутыми в шали и дупатты у них на руках. Никто не называет аббу Кабира-Хадифы террористом; кажется, мы, индусы, больше не ненавидим мусульман.
Папа стучит в каждую дверь, отодвигает каждую занавеску, спрашивает:«Где моя дочь? Вы не видели ее? Посмотрите на это фото, посмотрите внимательно, посмотрите поближе». Если Ма знает женщину в доме, она говорит: «Ты видела Руну у колонки, помнишь?»
К нам присоединяются родители всех остальных пропавших детей, кроме мамы Омвира, амми Кабира-Хадифы и мамы и папы Чандни. Даже Пьяница Лалу здесь. Наверное, в нашем патруле сейчас пятьдесят человек или даже все семьдесят.
Мы продолжаем стучаться в двери. Женщина, которую Ма знает по колонке, говорит ей: «Тебе так не повезло. Какой ужас». Она с благодарностью смотрит на своего ребенка, который лежит в безопасности у нее на руках.
Другая женщина говорит, что Ма должна была быть построже с Диди. «Вся эта ее беготня, я тебе говорила, это добром не кончится. Дочерям нельзя позволять выходить на улицу в одиночку».
Лицо Ма искажается от боли, как будто ее кто-то ударил.
Весть о нашем патруле распространяется по всей басти и Призрачному Базару. Появляется Четвертак со своей бандой. Его глаза мечутся, а ноги и руки трясутся, как будто он нервничает. Может быть, он беспокоится о Руну-Диди. Может быть, он знает что-то, чего не может рассказать нам.
Если Четвертак – похититель детей, он не должен быть здесь. Или он здесь специально, чтобы мы его не подозревали. Где правда? Пари бы знала правильный ответ. Но Пари сейчас пишет экзамен по окружающей среде.
– Мой отец собирается поговорить с министром в городе, – говорит Четвертак Папе. – Он будет настаивать на том, чтобы сюда направили специальную полицию.
– Мы что, похожи на глупцов, чтобы поверить в такую ложь? – говорит кто-то из толпы.
– Кто это сказал? – кричит Четвертак, но никто не признается.
– Твой отец вообще здесь живет? – спрашивает Папа у Четвертака.
– Давайте сперва сосредоточимся на поиске вашей дочери, – отвечает тот.
Он врывается к людям в дома, как будто ожидает найти внутри связанную Руну-Диди. Никто не протестует, даже старая женщина, которая переодевается в тот момент, когда Четвертак пинком распахивает ее дверь. Она быстро заворачивается в простыню.
Я вижу старших сестер, заботящихся о малышах, и по-прежнему полные семьи, у которых никто не пропадал, даже коза или котенок.
Мы обходим Призрачный Базар. Наши глотки пересыхают. Кто-то предлагает нам воду. Кто-то еще предлагает нам чай. Мама Бахадура держится рядом с моей, но ходит вокруг нее на цыпочках, словно боясь наступить на мамину грусть, которая должна быть того же размера и формы, что ее собственная, только намного свежее.
– Свалка, – кричит кто-то.
Я бегу, и Ма, и Папа, и все остальные тоже бегут. Я спотыкаюсь и падаю.
Руки Ма помогают мне подняться.
– Может, они нашли Руну, – говорит она. – Может, она пряталась, когда мы ходили туда вчера.
Ее глаза сияют, как у сумасшедшей, волосы растрепались, белые пятнышки слюны запеклись на ее губах. Мне хочется верить ей, но я не могу. На свалке нельзя найти ничего хорошего.
– Не пускайте сюда женщин и детей, – ревет голос какого-то мужчины из нашего патруля. Я его не вижу, потому что я слишком маленький.
– Кто ты такой, чтобы говорить нам, что делать? – рычит какая-то женщина в ответ.
У меня на ладони рана от падения. Она жжется и пульсирует болью. Висящая на бельевых веревках одежда хлопает взрослых по лицам. Люди толкаются, пихаются и ругаются, попадают локтями мне по лицу. Я кричу, но никто не слышит – мой крик слишком тихий.
– Мы заслуживаем знать, что происходит с нашими детьми, – кричит женщина. – Мы их рожали, а не вы.
Толпа несется вперед и тащит нас за собой. Она как ветер, а Ма, Папа и я – воздушные змеи с порванной леской, летящие туда, куда он нас понесет. Вокруг меня, должно быть, сотня человек, а может быть, и двести. Воздух, воняющий гнилью, дерьмом, горящей резиной и батарейками, содрогается от нашего страха и гнева.
Мы попадаем в переулок, который ведет к свалке. Тут больше места: толпа растекается, и я наконец вижу, что происходит.
Четвертак, папа Аанчал, гладильщик-валла и папа Кабира-Хадифы стоят рядом с Бутылкой-Бадшахом и детьми-мусорщиками. Я хватаю Папу за руку, и мы присоединяемся к ним.
– Давай, расскажи им, не бойся, – говорит Бутылка-Бадшах сопливому мальчику моего возраста с желтыми бисерными бусами на шее и грязно-коричневым мешком в руках. Не думаю, что мы с Ма разговаривали с ним вчера.
– Мои ребятки вечно на охоте, – говорит Бутылка-Бадшах, глядя на Четвертака, как будто он знает, что Четвертак здесь самый главный. – Кто находит лучшие вещи, тот зарабатывает больше всех.
Что же нашли эти дети. Я хочу знать. Я не хочу знать.
Девочка с красной повязкой на голове подталкивает мальчика с бисерными бусами.
– Рассказывай, – говорит она. Он молчит.
Я узнаю ее; это девочка, которая играла со сломанным вертолетом, когда я приходил сюда с Фаизом. Кажется, она меня не помнит.
– Аррей, совсем недавно, – начинает девочка-вертолет, – мы видели, как какой-то мужчина пошел в глубину свалки с чем-то спрятанным в одеяле. Никто не забирается так далеко, чтобы просто сделать дело № 2.
Я оглядываюсь. Повсюду маленькие костры, и дым, и свиньи, и собаки.
– После того как тот мужчина ушел, мы пошли проверить – сначала близко не подходили, вдруг он и правда делал там дело № 2. Потом мы увидели растение, вот такой высоты. – Она опускает руку на уровень талии. – А к нему привязана белая тряпка. И тряпка была не грязная. А здесь все грязное, даже мы, посмотрите. – Она показывает нам свои закопченные руки.
– Это я нашел, – наконец вступает мальчик с бисерными бусами. – Я вырвал растение и проверил под ним. Думал, вдруг тот человек спрятал что-нибудь, что дорого стоит. Что-нибудь, что он украл и не хотел, чтобы его жена или мама увидели. Но там было вот это… – Он смотрит на мешок у себя в руках.
Бутылка-Бадшах берет мешок и достает синюю пластиковую коробку, забрызганную грязью и отходами. Коробка длиной с его предплечье и шириной меньше фута. Он открывает крышку, но держит коробку выше моей головы. Папа Аанчал ахает. Папа Омвира вскрикивает. Папа Кабира-Хадифы плачет.
– Это что?… – спрашивает Папа.
Бутылка-Бадшах смотрит на меня и опускает коробку пониже, чтобы мне было видно.
– Эта резинка для волос… твоей диди? – спрашивает он.
