Внутри коробки множество вещей: пластиковое колечко, светящееся белым, бисерные ожерелья, черно-желтые сложенные очки, красные браслеты, ножные браслеты из местами потемневшего серебристого материала, ободок с красной бумажной розочкой, телефон «HTC» и под ним – белая резинка. Она может принадлежать диди, но может быть и чьей-то еще.
– Джай? – говорит Папа, его голос звучит тонко-тонко, как будто он просит милостыню.
– Это телефон Аанчал, – говорю я. – Светящееся кольцо – Омвира.
Папа Аанчал берет «HTC» и поворачивает его.
– Это Аанчал, – подтверждает он.
– Очки принадлежат моему сыну, – говорит аббу Кабира-Хадифы. – А красные браслеты – Хадифе, но я не уверен.
– Все вы пришли сюда в поисках своих детей, – говорит Бутылка-Бадшах и делает паузу, словно произносит речь. Я бы хотел, чтобы он говорил побыстрее. – Вы рассказали мне, что было на них надето. – Он смотрит на папу Аанчал. – Я помню, вы рассказывали мне про телефон вашей дочери. Вы попросили меня позвать вас, если я увижу, как что-то похожее продают с рук на базаре. А маленький мальчик, – теперь он смотрит на меня, – когда ты и твоя мать были здесь вчера, она рассказала мне про резинку твоей сестры. Как только дети принесли мне эту коробку и я увидел, что в ней, я сразу понял, что что-то не так.
– Мужчина, который закопал ее, где он? – спрашивает Папа.
– Увы, дети не проследили за этим человеком, потому что им потребовалось время, чтобы отыскать коробку. Когда они принесли ее мне, он уже ушел.
– Он был высокий, – говорит мальчик с бусами. – Как дерево.
– Очень высокий, – соглашается девочка-вертолет. – Выглядел как борец.
Дыхание застревает у меня в горле.
– У него были золотые часы? – выдавливаю я.
– Не знаю, – говорит мальчик-мусорщик. Он пьет из раздавленного пакетика мангового сока. Мне хочется выбить пакетик из его рук.
– Такой хатта-катта, здоровяк, – добавляет кто-то еще. Теперь я уверен.
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Четвертака. Он знает Борца. Но я не могу ничего у него спросить, потому что он отошел и разговаривает по мобильнику, прикрывая рукой рот. Он не хочет, чтобы мы слышали, что он говорит.
Мама Бахадура и Пьяница Лалу, и моя Ма пробиваются сквозь толпу, чтобы добраться до нас.
– Что там, что там? – спрашивает Ма.
– Это коробка с несколькими вещами, которые, кажется, принадлежат пропавшим детям, – объясняет Бутылка-Бадшах.
Ма достает резинку для волос.
– Положи обратно, – говорю я ей. – Это улика.
– Здесь тебе не глупое шоу, – кричит на меня Ма. – Да что с тобой такое? Я больше ни секунды не выдержу тебя слушать.
Ма знает, что исчезновение Диди – моя вина. Горячие слезы текут из моих глаз. Папа прижимает меня к себе.
– Бахадур? – спрашивает мама Бахадура. Бутылка-Бадшах дает ей коробку, она ворошит вещи в ней и говорит: – Но здесь нет ничего от него.
– Что-то могло выпасть, пока дети играли с вещами, – говорит Бутылка-Бадшах. – Они не нарочно – они всего лишь дети. Они не понимали, что это.
Мальчик-мусорщик ревниво прикасается к своим бисерным бусам.
– Где вы это нашли? – спрашивает у детей мама Бахадура. – Отведите меня туда.
Двое из детей пускаются в путь через свалку. Ма Бахадура поднимает подол сари и следует за ними. Пьяница Лалу идет с ней, но падает в мусор, и ей приходится поднимать его. Это займет целую вечность. У нас нет времени. Мы должны найти Борца. Руну-Диди у него.
– Папа, – говорю я, – я видел этого человека в чайной Дуттарама. – Я смотрю на Ма. Она готовится снова закричать на меня, поэтому я стараюсь говорить коротко. – Я думаю, он живет недалеко от Шайтани Адды. Мы должны туда пойти.
Это просто догадка, но именно там произошли похищения, так что его дом должен быть поблизости.
– Мои дети пойдут с тобой, – говорит Бутылка-Бадшах. – Они узнают его, если увидят, не так ли?
Дети кивают, но их лица выглядят не особо уверенно.
Четвертак сообщает нам, что вызвал полицию. Они возьмут с собой бульдозеры, чтобы переворошить мусор на свалке и проверить его как следует. Но бульдозеры нужны для сноса наших домов, а не для поисков Руну-Диди. Ее в мусоре нет.
– Похититель из твоей партии, – говорю я Четвертаку, прежде чем Ма сможет меня остановить. – Ты его знаешь. Он выглядит как борец.
– Я сомневаюсь в этом, – Четвертак отвечает спокойно, но его кулаки сжаты, а костяшки побелели.
– Он работает в «Золотых воротах», но живет в нашей басти, – говорю я. – Он был на пудже Стук-Бабы. Я видел, как он разговаривал с твоим отцом.
– Многие люди разговаривают с моим отцом, – говорит Четвертак.
– Мы проверим около Адды, ладно, Джай? – говорит Папа, как будто извиняясь за меня.
– Я подожду полицию здесь, – говорит Бутылка-Бадшах.
Я смотрю на коробку в его руках. На ней уже слишком много отпечатков пальцев, и следы похитителя наверняка уничтожены.
– Разве ты не должен остаться здесь? – спрашивает Папа у Четвертака, следующего за нами со своей бандой. – Полиция не слушает нас, но она послушает тебя.
Четвертак тычет своим мобильником Папе в лицо.
– Они дадут мне знать, когда приедут сюда. Это займет некоторое время, особенно из-за того, что им придется брать бульдозеры. – Он подзывает меня указательным пальцем. – Как зовут этого похитителя? – спрашивает он.
– Не знаю, – говорю я.
Мне кажется, что он сейчас ударит меня, но он позволяет мне вернуться к Папе и Ма.
Люди, которые живут около Адды, говорят, что в этом районе всего один здоровяк-хатта-катта, и указывают нам на его дом. Мы стучим в дверь. Покрытый грязью черный велосипед прислонен к стене около ряда пустых канистр. Выходит Борец, он выглядит недовольным.
– Это он, – шепчу я Папе.
– Это был он, – подтверждает мальчик с бисерными бусами, горячо тряся головой.
– Арестуйте его, – кричит девочка-вертолет. Затем она с грустью смотрит на меня.
Четвертак и его банда хватают Борца за воротник. Он такой сильный, что поводит плечами, и они падают в кучу.
– Что вам нужно от моего мужа? – кричит какая-то женщина, выбежавшая из дома к Борцу. Ее сари перекручено, а браслеты ударяются друг о друга, когда она хватает Борца за рукав рубашки.
В нашем патруле достаточно людей, чтобы окружить его. Он не сможет побороть всех. Папа, я и Ма забираемся в его дом. Руну-Диди должна быть внутри.
В доме одна комната, как и у нас, и Диди в ней нет. Мама подавляет крик и ковыляет обратно на улицу.
Кто-то включает свет. Я проверяю под чарпаей, вытаскиваю из-под нее посуду. Банда Четвертака вскрывает банки из-под муки и высыпает из них содержимое. Крутятся и лязгают крышки; падают прибитые к стенам полки; голоса кружатся вокруг меня, как клубы дыма. Я поскальзываюсь на сахаре и соли, рассыпанных по полу, но все ползаю и ползаю, обыскивая каждый дюйм в поисках улик. Руну-Диди была здесь? Я не знаю. Папа с кем-то еще – с гладильщиком-валлой – роются в одежде: и в чистой, и в грязной. Остальные тоже хотят войти, но в доме и так слишком много людей. Папа Аанчал просит кого-нибудь из нас выйти, чтобы он мог поискать вещи своей дочери. Я выхожу, меня за руку держит Папа.
