– Здесь ловят рыбу? В такой маленькой речке?
– Речка маленькая, да удаленькая. Она течет в меловой породе, поэтому рыбу здесь удят только на искусственную мушку, и в воду забредать не надо. Одно из лучших мест для рыбной ловли на юге графства. Если повезет, можно поймать форель весом в полфунта. Прекрасная порция для одного человека.
– Вот когда я займусь лепкой керамики, то сделаю статуэтку мистера Десленда с великолепной удочкой и сачком. Ну и с рыбой, конечно. Ritterlich befreit’ ich dann die Prinzessin Fisch…
– Und ihr Kuss war Himmelsbrot, glühend wie der Wein
[107]. Это про тебя, любимая!
У Риджуэйской дороги я остановил машину. Мы прошлись по возвышенности, и я показал Карин гряду Кумбских холмов на противоположной стороне долины, в пятнадцати милях к югу.
– Вон там мы были в прошлую среду.
– Это холмы Уайт-Хорс? А почему они так называются?
– Погоди, через часок сама увидишь.
В Уонтадже мы зашли перекусить в паб «Медведь». Карин, будто шестилетнего ребенка, распирало любопытство, и она засыпала меня вопросами:
– Ой, а почему «Медведь»? И что такое корявый посох? Кто такой граф Уорик? Это статуя короля Альфреда, да? А правда, что он сражался с датчанами?
Мы отправились на запад по долине Уайт-Хорс, и я снова остановил машину, чтобы показать Карин Звучащий камень. Мне никогда не удавалось извлечь из него какие-либо звуки, но Карин сразу же сообразила, что и как делать, и несколько раз дунула в отверстие, послушно издавшее низкий, глубокий гул. Зарумянившись от удовольствия, она приняла поздравления от меня и от местной смотрительницы.
– Если сейчас из-за холмов сюда сбегутся воины, я поведу их в бой на колеснице с клинками в колесах, – заявила она.
В местном магазине мы запаслись батончиками «Марс» и съели их по дороге к Уффингтонскому городищу. Вокруг никого не было, поэтому мы решили не обращать внимания на знак, запрещающий ходить по Лошади.
– Не понимаю, зачем он здесь, – сказал я. – Я коренной уроженец Беркшира, и в моем детстве здесь никаких запретительных знаков не было.
– Я стану в глаз и загадаю желание, как ты мне рассказывал.
Карин собралась было шагнуть вперед, но внезапно остановилась:
– А от этого ничего плохого не случится?
– Как это?
– Ну, я вроде как вторгаюсь в ее владения…
Она достала из сумочки монету и ребром вдавила ее в грунт:
– Versöhnung!
[108] Как это сказать?
– Умилостивление.
Карин шагнула на меловой глаз и молча замерла, глядя на Драгон-Хилл и восьмиугольную башню уффингтонской церкви.
– Это старинная церковь, да? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Помнишь, ты рассказывал мне стишок про Белую Лошадь? Про то, что ее надо искупать?
– Белую Лошадь надо отмыть, сквайр обещал всех наградить…
Она выслушала стишок до конца, а потом неожиданно бросилась ко мне с объятиями, едва не сбив с ног.
– Я загадала, чтобы…
– Нет-нет, не говори. Если хочешь, чтобы загаданное сбылось, то никому об этом не рассказывай, даже мне.
Она обиженно надула губы:
– Ну и ладно. Все равно я загадала желание. И если Лошадь не подведет – а я точно знаю, что она не подведет, – то ты, любимый, очень удивишься! Ну, кто последний добежит до машины, тот и кукушонок!
И Карин бегом сорвалась с места.
– Слишком жарко и слишком далеко! – крикнул я вслед. – Сдаюсь. Ты победила.
Она остановилась, и мы, держась за руки, пошли вдоль земляной насыпи городища.
Торги проходили в имении, расположенном к югу от Фарингдона. Величественный особняк в стиле королевы Анны, со стенами красного кирпича и окнами в белых раздвижных переплетах, венчала черепичная крыша; ветви старой магнолии затеняли с одной стороны широкий лепной карниз. Полицейский направлял подъезжающие автомобили на луг напротив дома, и в высокие кованые ворота устремлялось множество людей. Пахло азалиями, примятой травой и сигарами.
– Вот бы нам такой, – шепнул я Карин, остановившись на усыпанной скрипучим гравием дорожке, чтобы полюбоваться колоннами и фронтоном парадного входа.
– Ach, nein! Я не хочу уезжать из Булл-Бэнкса.
– Но этот особняк стоит намного больше.
– Ну и пусть. В Булл-Бэнксе я счастлива, там мне легко и спокойно. Булл-Бэнкс ist mein Schloss
[109].
По распоряжению устроителей аукциона, на лужайке у особняка разбили огромный шатер, где для осмотра выставили все имущество, кроме крупных предметов мебели. Посетители, с каталогами и карандашами в руках, ходили между столами, переговаривались, делали пометки, а в углу две очаровательные седовласые старушки в клетчатых передниках торговали чаем и кофе. Прелестная картина традиционной английской жизни! Мне стало любопытно, кто купит сам особняк. Уж его-то не увезут за границу.
Нам с Карин торопиться было некуда, поэтому сначала мы неспешно разглядывали мебель, столовое серебро, постельное белье и садовый инструмент, а потом обстоятельно занялись осмотром керамики и фарфора.
– Знаешь, тут много неплохой кухонной утвари, – сказала Карин, рассматривая вещи, продаваемые партиями: мясорубки, скалки, чайные ситечки, кастрюли и сковородки с крышками и без, бронзовые подносы, чугунные дверные упоры и прочее. В миски и тазы с выщербленными или сколотыми краями свалили яйца для штопки, старинные ярмарочные безделушки, пожелтевшие от времени черно-белые почтовые открытки и нитки потертых бус.
– Мне нравится чехол для чайника, вот этот, в виде сельского домика, – заявила Карин.
– Gemütlichkeit
[110].
– А мне нравится Gemütlichkeit. Я сама очень gemütlich.
– Не может такого быть!
– А можно я еще посмотрю на эти… как ты их назвал?
– Партии товаров.
– Ну да, на партии товаров. Может, завтра что-нибудь куплю.
– Хорошо, только не слишком увлекайся. На торгах так часто бывает. Не забывай: мы – обедневшие Десленды. Кстати, судя по номерам, эти партии выставят на торги ближе к концу, после обеда.
– Ничего, я подожду. Ой, посмотри, заводная мухоловка! Со сломанной пружиной. Какая прелесть!
