Через две остановки мы выходим и направляемся к тому индонезийскому ресторанчику, который видели утром. У них находится свободный столик, и мы обедаем.
Я включаю звукопоглотитель на своем новом КПК, и Мо говорит, оторвавшись от шашлычка на палочке:
– Ты это и надеялся найти в музее?
Я поливаю сатэй ореховым соусом, прежде чем ответить:
– Скорее, надеялся это не найти.
Она сидит спиной к большому окну, и я хорошо вижу улицу у нее за плечом. Это важно, и я время от времени кошусь туда, потому что я на взводе – наши добрые похитители, похоже, берутся за работу с вечера, и, если отбросить мелочи, – это ловля на живца, и живец здесь Мо. Я снова перевожу на нее взгляд. Слишком красивая для приманки: обычно караси не носят вышитые топы и большие серебряные серьги и не улыбаются.
– С другой стороны, мы, по крайней мере, знаем, что имеем дело с силами крайне неприятными. А значит, «Кармин Геккон» может всерьез взяться за работу, а у нас есть зацепка.
– Если, конечно, они не выйдут на нас раньше, – говорит она и на миг мрачнеет. – Скажи правду, Боб.
Во рту у меня вдруг пересохло: этого момента я боялся даже больше, чем нашего открытия в подвале музея.
– Какую?
– Зачем им я?
Ах, эту правду. Я даже снова могу дышать.
– Твоя… работа. Исследования, которыми ты на самом деле занималась в Штатах.
– И это ты знаешь.
Она напряглась, и я думаю: «Сколько же у нас друг от друга секретов?»
– Энглтон рассказал. Черная комната нам сообщила, когда тебя депортировали. Не удивляйся так. Все теоретические работы по вероятностям – векторы удачи, квантификация судьбы, – это все засекречено, но не… нет, я имею в виду, что им, конечно, не нравится, как мы бегаем по их территории, но обмен информацией – это другое.
Я направляю на нее шашлычок и начинаю творчески выкручиваться:
– Подобные технологии – козырные карты в нашей игре. Ими играет Пентагон. Ими играем мы. Еще в паре стран есть оккультные подразделения, которые используют поля фатумно-механической запутанности. Но без обратной инженерии парни вроде Юсуфа Карадави наложить лапу на эту технологию не сумеют – скорее уж какая-нибудь ячейка ИРА завладеет технологией производства баллистических ракет. Правда, есть разница: чтобы соорудить баллистическую ракету, нужны куча авиакосмических инженеров, продвинутая электроника и заводы. А вот соорудить скалярное поле, которое локально вздернет коэффициенты вероятности, привязанные к наблюдателю в «Друге Вигнера», – например, чтобы позволить террористу-смертнику пройти через оцепление телохранителей, будто их там нет, – могут буквально два теоретика и пара полевых агентов. Оккультные вооружения намного проще выкрасть, чем инфраструктуру ВПК, если, конечно, есть люди, способные в них разобраться. Поскольку большинство неправительственных группировок полагаются на пушечное мясо, то есть людей настолько тупых, что они себе на костяшках набивают «мама» и «папа», чтобы копы сразу поняли, чьи они, обычно такой угрозы не возникает.
– Но, – говорит Мо, поднимает последний шашлычок и глотает нежное мясо, – на этот раз такая угроза есть.
Я замечаю движение за окном: знакомое лицо, едва заметное в темноте, на миг заглядывает внутрь, а потом проходит мимо.
– Ну да, – мычу я и чувствую себя очень виноватым.
– Так что твое начальство решило поводить меня по улицам, чтобы посмотреть, кто клюнет, а заодно и выследить группировку по данным из музейного подвала, – выпаливает она. – Сколько человек следит за нами, Боб?
– Сейчас как минимум один, – сердце мячиком скачет в грудной клетке. – Из тех, кого я знаю. Операция запланирована с полным покрытием от носа до хвоста, с дежурными при отеле и круглосуточным наблюдением за твоими перемещениями. Как для политиков, на которых может произойти покушение. Но террористов-смертников мы тут не ожидаем, – поспешно добавляю я.
Она тепло улыбается:
– Я так рада. Теперь-то я себя чувствую в полной безопасности!
– А какую альтернативу предложила бы ты? – кривлюсь я.
– Никакую, с точки зрения твоего шефа – как его зовут? Энглтон? Нет, не вижу альтернативы. – Рядом бесшумно возникает официант и убирает тарелки; Мо смотрит на меня с непроницаемым выражением лица. – А ты здесь зачем, Боб?
– Ну-у… – тяну я и замолкаю, чтобы привести мысли в порядок. – Потому что это мой провал. Меня включили, потому что я нарушил инструкции и не оставил тебя сушиться в Калифорнии, а потом я оказался рядом, когда дело приняло гнилой оборот, и вся эта история засекречена на идиотски высоком уровне, потому что управление проектами грызется с оперативным командованием…
– Я не об этом, – говорит Мо и на секунду замолкает. – Почему ты нарушил инструкции в Санта-Крузе? Я, конечно, не возражаю, но…
– Потому что, – отвечаю я, пристально разглядывая вино у себя в бокале, – ты мне нравишься. И я считаю, что бросать людей, которые тебе нравятся, в дерьмовой ситуации – некрасиво. Ну и я не очень исполнительно отношусь к работе. Непрофессионально, по шпионским меркам.
– Теперь у тебя более профессиональное отношение к работе? – спрашивает Мо, наклоняясь вперед.
– Да нет, – сглатываю я.
И тут что-то – нога – аккуратно поглаживает меня под столом по лодыжке, так что я чуть до потолка не прыгаю.
– Вот и хорошо, – улыбается она, а у меня в животе холодеет, но официант приносит крутую гору тарелок быстрей, чем я успеваю что-то сказать и опростоволоситься; мы просто смотрим друг на друга, пока он не уходит, а потом Мо добавляет: – Ненавижу, когда люди позволяют какому-то профессионализму стоять на пути реальной жизни.
Мы едим и болтаем о разных вещах и людях, причем не всегда в лицеприятной форме. Мо рассказывает, каково оказаться замужем за нью-йоркским адвокатом, и я искренне сочувствую, а она спрашивает, каково жить с маниакально-депрессивной чокнутой ведьмой, и тут выясняется, что она уже допросила Пинки и Брейна, потому что я вдруг начинаю описывать свои отношения с Мэйри с такой отстраненностью, будто это дела давно минувших дней и все давно закончилось. А Мо кивает и спрашивает, как же теперь себя вести, если я столкнусь с Мэйри в бухгалтерии, и в итоге разговор переходит на то, что если работаешь в Прачечной, то сплошь и рядом будешь попадать в неудобные ситуации: тут и ревизия скрепок, и внутренняя отчетность по всем статьям, и как я надеялся выбраться из-под каблука Бриджет, если переведусь на действительную службу, но не свезло. А Мо рассказывает про интриги и темные страсти борьбы за пожизненное профессорство на маленьких американских факультетах, и почему можно распрощаться с карьерой, если у тебя выходит слишком много публикаций – или слишком мало, – и про то, сколько способов самоуничтожения может изобрести бездетная супружеская пара из двух работающих людей, и подробности такие, что я даже начинаю думать, что Мэйри, кажется, не такая уж необычная.
