Что до войны в Ираке, я извиняться не буду. Роман был написан в 1999–2000 годах, а время действия в нем – 2001 год до событий 11 сентября.
По другую сторону повествовательной стены от нашего друга-шпиона стоит наш враг, опасный и разрушительный Другой. Другой приходит под разными личинами, но всегда желает нам зла в той или иной форме. Иногда Другой хочет завоевать и поработить нас, принудить к подчинению религии, идеологии или монархии. Или Другой может просто хотеть сожрать наши мозги, или переломать кости и высосать мякоть. Какой бы ни была его цель, она всегда определяется как фундаментально несовместимая с нашим комфортом и безопасностью. Иногда идеология и отчуждение пересекаются в аллегории: классический фильм пятидесятых «Вторжение похитителей тел» формально показывал пришельцев, но стал очевидной метафорой ужаса Холодной войны перед лазутчиками коммунистов. В то же время «Степфордские жены» сорвали откровенно утопическую маску с конформистской общины, где все в конце концов прошли – на подкожном уровне – чрезвычайно неприятный процесс отчуждения.
В этом суть романа ужасов: он позволяет нам встретиться со своими страхами, вытаскивает бабайку из-под кровати и ставит перед нами в самом пугающем его обличье. (Исход встречи зависит от того, говорим мы о классической трагедии, в которой герой обречен пасть из-за своих недостатков или гордыни, или комедии, в которой ему уготовано искупление; но герой все равно испытывает касание ужаса.)
И в этом суть шпионского романа: он позволяет нам встретиться со своим неведением, устало ощупать слона политики, пока он не затрубит или не наступит гигантской ногой прямо на голову герою. (И снова исход встречи зависит от трагикомических корней повествования, но оно в любом случае выстроено на неведении и обретении знания.)
А теперь нечто совсем другое.
Kpyt0n xak3p
Романный хакер – это не настоящий компьютерный гик, а архетип возрастом в четыре тысячи лет.
Боги-трикстеры не сходят со сцены и ставят в неудобное положение старших с тех самых пор, как первый подросток-подмастерье насыпал перца в штаны старому шаману. От бога-паука Ананси до скандинавского ловкача Локи трикстер является воплощением силы причудливой, любопытной и временами злобной. Наши первые подробные сведения о политеистических религиях пришли от сельскохозяйственных цивилизаций, которые оставили после себя записи. Ранние сельскохозяйственные сообщества были консервативны настолько, что показались бы чуждыми современному человеку: они балансировали на мальтузианском лезвии ножа между производительным избытком и смертоносным голодом. Всякое изменение казалось крайне подозрительным, потому что оно в половине случаев означало бы неурожай и голод. Бог-трикстер превращает изменение в константу; крадет у богов огонь, крадет язык, крадет вообще все, что плохо лежит и не прибито гвоздями, и это он принес нашим предкам большинство полезных инноваций.
Давайте перенесемся в наши дни, где ошеломительная скорость изменений уже стала нормой, на которую можно рассчитывать в грядущие десятилетия или даже века. И хотя у нас больше нет богов-трикстеров, богов смерти и богов урожая, у нас остались нарративы, призванные приучить нас к мысли о почти волшебных социальных переменах.
Активная зона недавних технологических инноваций («недавних», в смысле, с семидесятых годов) – это компьютерная индустрия. Неудержимая прогрессия закона Мура привела к многочисленным прорывам, подобных которым мы не видели со времени молниеносного развития авиации в период с 1910-го по 1950-й. Компьютеры относятся к первазивным технологиям: куда бы они ни проникли, они всюду оставляют за собой сетевой след – богатый информацией и смыслом дистиллят наших умов. В отличие от прежних технологий компьютеры – инструменты общего применения, которые можно перенастраивать для выполнения различных задач одним нажатием кнопки: сейчас это вишенка на торте, а через секунду мастика для пола (или таблица, или интересная игра).
В романах хакеры – это боги-трикстеры компьютерного царства. Они пробираются туда, куда им вход запрещен, крадут все, что плохо лежит и не прибито гвоздями (точнее, не записано чернилами на пергаменте пером, вырванным из крыла белой гусыни), а потом этим хвастаются. В них есть бодрящая непосредственность, потому что они двигаются со скоростью света и появляются везде, где пожелают.
В реальности все совершенно наоборот. Настоящие хакеры (программисты в том смысле, который этому слову присваивали в МТИ в шестидесятые) – это дотошные, умные, математически и лингвистически зацикленные одержимцы. Вместо того чтобы нырять в личные данные вашего банковского счета, они скорее убьют месяцы на создание математической модели абстракции, которую только другой хакер поймет или оценит как изысканную интеллектуальную шутку. Все инженерные дисциплины производят собственную субкультуру и жаргон. Поле вычислительной техники произвело на свет чрезвычайно богатый жаргон и соответствующую субкультуру. В некоторых случаях ощущение традиции ошеломительно сильное: клубы, группы взаимной поддержки, например для тех, кто решил любовно беречь и лелеять мини-компьютеры двадцатилетней давности, которые они спасли на мусорниках, вместо того чтобы выбросить их и перенести все, что возможно, на технику нового поколения.
В другом конце спектра находятся скриптёры и варезники, подростки-отаку, которые ломают чужие рабочие машины и пытаются захватывать чаты в приступах орфографически-несостоятельного бунта. Это настоящие и умеренно вредоносные хакеры, которые чаще всего производят громкие заголовки для газет – дорабатывают кодовую базу почтовых вирусов, висят в сети и постоянно ноют, жадно глотая собственный образ, отраженный волшебным зеркалом желтой прессы.
Но если мы на миг вернемся к романному хакеру, мы обнаружим не только притаившийся за углом архетип бога-трикстера, но и различим за клавиатурой силуэт нашего героя шпионского романа и хоррора: он пытается пробиться в сеть мечтаний и страхов, чтобы выяснить, что же происходит на самом деле.
Какое художественное изображение хакера ни возьми, всегда он трудится, чтобы отдернуть покров и открыть кишащую массу неприглядных истин под ковром реальности. Начиная с «Сети ангелов» Джона М. Форда, хакеры используют сеть для того, чтобы открыть правду о происходящем. Иногда архетип хакера пересекается с образом парня с пистолетом (как в «Звездной фракции» Кена Маклауда или «Джонни Мнемонике» Уильяма Гибсона), или геймера с виртуальным пистолетом (в «Авалоне» Мамору Осии), или даже с ними обоими (Хиро Протагонист в «Лавине» Нила Стивенсона). Мао когда-то заметил, что «винтовка рождает власть» – в реальной жизни и в художественной литературе, – и если винтовка связана с властью, то хакер – с тайным знанием, а знание – тоже сила и власть. По сути, хакер в романах символизирует почти то же самое, что и шпион – или безымянный рассказчик одной из диковинных историй Лавкрафта об отчуждении и странствии.
Взломать подсознание, шпионить за ужасом, открыть реальность
В подвале Прачечной хранится треножник: на нем вырезаны слова на чужом языке, который люди могут понять лишь с помощью полуразумной компьютерной программы, эмулирующей глубинную грамматику Хомского. К несчастью, программа склонна к хандре и, поскольку подчиняется недетерминистскому алгоритму, частенько входит в бесконечный цикл. Не существует канонического перевода этой надписи. Нанятые правительством лингвисты пытались расшифровать руны трудным путем – и все они либо погибли, либо закончили дни в сумасшедшем доме. Когда один системный аналитик предположил, что этот текст может быть функцией связывания для нашей реальности и, если произнести его с пониманием, это может вызвать критическую ошибку, Красный ковер принял решение отказаться от дальнейших попыток исследования этих строк.
