Метахудожественное предположение о том, что магия – это наука, использовалось в фэнтези и НФ несколько раз. На нем основаны, например, «Волшебники» Джеймса Ганна. Рик Кук сумел выдавить несколько книг из того, как неуклюжий программист попадает в фэнтезийный мир и вынужден там состязаться с магами, применяя свои умения в создании компиляторов. Есть в математике что-то такое, что просто просится в подобного рода незаконное применение: имиджевая проблема, которая коренится и в том, как преподают царицу наук, и в том, как мы о ней думаем, – в философии математики.
Платон говорил о царстве математических истин и утверждал, что доказательство теоремы – это, по сути, его обнаружение: оно открывает нам свою истину, как тень на стене пещеры рождается от источника света и реальности, недоступной нашему глазу. Поздней Декарт воспользовался похожими аргументами и хитроумными аналогиями, чтобы разделить мир на явления духа и плоти. И если тело очевидно является органической машиной, кто-то должен сидеть за рулем и контролировать ее при помощи панели, расположенной (по его мнению) в эпифизе.
История медицины XIX и XX веков стала катастрофой для идеи бессмертной души. Дуализм тела и духа звучит хорошо, пока ты не понимаешь, что нервы тела должны каким-то образом передавать информацию душе, а душа должна каким-то образом влиять на бездушную материю, с которой связалась. Пока лучшие микроскопы едва могли показать нервные ткани, это никого не смущало, но дьявол кроется в деталях, и когда электронные микроскопы перевели нас на уровень макромолекурлярной цитологии, а биохимия наконец начала объяснять, как все работает, мозг открылся тем, чем он является – кучей эндокринных клеток, выплескивающих свои нейротрансмиттерные послания друг другу с развратным энтузиазмом. Для души, которая пряталась где-то и продолжала влиять на плоть, места почти не осталось.
Но. Давайте серьезно отнесемся к платоновскому царству абстракции, а наряду с ним примем и уилеровскую модель квантовой космологии: существует бесконечность возможных миров, и все они реальны. Можем ли мы через это платоновское царство передавать сигналы между нашим слоем антропных реальностей другим, бесконечно далеким и бесконечно близким, где другие разумы могут их услышать? Иными словами, что, если мультиверсум протекает? Какие люди первыми смогут обнаружить такую информационную утечку, какое найдут ей применение и какие риски с этим связаны?
Это двадцатое столетие (и начало двадцать первого) – век шпионов и чудес, заговоров и Холодной войны, век, когда ужасы дешевых журналов выскочили на мировую сцену в форме проектов по созданию вооружений на триллионы долларов, вооружений, способных разрушать целые города и губить миллионы жизней. Это уже не эпоха одинокого ученого, который завершает строительство своего сферического аппарата, чтобы отправиться в галактику Z. Но это и не эпоха безумного ученого в подвале замка, где он трудолюбиво сшивает части мертвых тел, пока Игорь запускает воздушного змея со стены, чтобы призвать с небес оживляющую силу и направить ее в создание на операционном столе. Это десятилетие компьютерного специалиста, хитроумного создателя абстрактных машин, которые плавают в платоновском царстве мысли, приходят в мир и уходят, повинуясь щелчку мыши.
Мы можем получить представление о жизни и занятиях этих людей, экстраполируя опубликованные данные о разведслужбах. «Вместилище тайн» Джеймса Бэмфорда, глубокая и увлекательная история американского Агентства национальной безопасности, может дать некоторое представление, так же, как и другие истории этой загадочной профессии – «Взломщики кодов» Дэвида Кана и прекрасная биография Алана Тьюринга пера Алана Ходжеса; ведь если какая-то спецслужба получит нструменты для изучения платоновского царства, она нежно возлюбит королей криптографии.
Мы можем сделать и другие выводы из непроизнесенной и ненаписанной истории тайных служб. К примеру, почему вдруг было расформировано в 1945 году британское Управление специальных операций? Одна из версий гласит, что соперничество между УСО и Секретной разведслужбой достигло пика, и после выборов 1945 года СРС убедила новое правительство расформировать УСО. Но мы знаем, что, когда распускали другие подобные организации, они не исчезали бесследно. Госсекретарь США Генри Стимсон распустил Черную комнату в 1929 с бессмертными словами «джентльмены не читают письма друг друга», но это не помешало секретам Черной комнаты оказаться в камере № 3416 склада боеприпасов, чтобы лечь в фундамент новой армейской службы РРТР.
Британские правительства менее откровенны: многие из тайн Уайтхолла хранятся в коробках, открыть которые позволено лишь через сто лет после описанных в них событий. Но мы можем предположить, что такие же обломки УСО пережили конец войны, – так же, как мы знаем, что многие секреты дешифровщиков из Блетчли-парка попали в Челтнем, в руки нового (и по названию не очень важного) Центра правительственной связи. УСО плотно занималось борьбой с нацистами во время Второй мировой войны; и, если Аненербе СС хранило какие-то жуткие тайны, маловероятно, что последующие обладатели этих знаний присоединились к коллегам, ушедшим в отставку после войны.
Кое-что можно экстраполировать из быстрого роста разведслужб после 1945 года. В 1930, когда Уильям Фридмен стал первым начальником службы РРТР в США, наследница Черной комнаты получила всего трех сотрудников. К 2000 году «Крипто-Сити» – штаб-квартира АНБ в Мэриленде – достигает 32 000 постоянных работников и получает годовой бюджет в семь миллиардов долларов. Центр правительственной связи (ЦПС) – британский аналог АНБ – намного скромнее, его бюджет исчисляется всего лишь сотнями миллионов. Информация – это сила и власть, и эти спецслужбы собирают ее без особых финансовых ограничений и пристального внешнего контроля. Мы можем заключить, что даже относительно маленькая старомодная группа оккультной разведки из 1945-го разрослась бы за прошедшие годы и стала крупной организацией с большим центральным офисом или, быть может, несколькими разбросанными по стране центрами.
И это наконец приводит нас обратно в Прачечную. Она стоит в самом центре темной паутины, на стыке паранойи и государственной тайны с одной стороны и стремления к знанию с другой. Хранители темных тайн, которые грозят утопить мир в кошмарах, чьи уста закрыты столь же надежно, сколь их архивы. Чтобы получить хотя бы приблизительное представление об их деятельности, нужен везучий трикстер, безбашенный хакер вроде Боба, достаточно любопытный, чтобы засунуть нос туда, где ему не положено быть, и достаточно умный, чтобы потом объясниться и избежать наказания. Когда-нибудь Боб повзрослеет, уразумеет чудовищную ответственность, связанную с его работой, заткнется и прекратит раскапывать секреты. Но до тех пор давайте пойдем за ним, нашим беспокойным проводником, по коридорам Фабрики Страха.
Дополнение: два часто задаваемых вопроса
Когда я писал «Каталог Катастрофы», мой друг Эндрю Уилсон (рецензент в «Скотсмене») многократно мне повторял: «Ради всего святого, не читай „Провозглашение“ Тима Пауэрса, пока не закончишь роман!»
Пауэрс замечательный писатель, и в «Провозглашении» он рисует таинственный мир, удивительно похожий на мир «Каталога Катастрофы». Сходство поразительное: отдел УСО, который пережил конец войны и десятилетиями независимо работает в области оккультных угроз, и даже главный герой, который бросает вызов сверхъестественному ужасу вместе с группой спецназа.
