Джордж даже обвинил мое руководство в том, что они брали процент с его краж, – мне это показалось еще одним убедительным объяснением того, как ему удавалось избежать наказания (обвинения оказались ложными). От рассказов о столь гнусных преступлениях у меня закипала кровь в жилах. Я и сам всегда говорил людям, что труп – всего лишь оболочка. Но когда я думал о том, как тела – беззащитные! – осквернялись в столь неподобающей манере, от негодования у меня на глазах наворачивались слезы. Близких лишали предметов, которые могли бы стать для них напоминанием о скончавшемся родственнике. Именно с такими мыслями я и разработал план, как раз и навсегда положить конец этой мерзости.
У меня был друг, работавший в специальной службе. Когда я попросил у него совета, он дал мне номер человека, поставляющего частным компаниям скрытое оборудование, используемое для поимки ворующих сотрудников. Несколько дней спустя я прибыл на работу на два часа раньше. Убедившись, что в здании пусто, установил в нескольких ключевых местах скрытые микрофоны. Я рассчитывал, что вскоре заполучу необходимые доказательства.
Чтобы доказать очевидные, казалось бы, нарушения в морге, пришлось установить скрытые прослушивающие устройства.
Я сдерживал зевоту. Лег я слишком поздно, а маленький сын всю ночь будил меня каждые двадцать минут, пока в пять утра не пришло время вставать. Мои надежды немного вздремнуть перед началом рабочего дня были разнесены в пух и прах звонком профессора Манта.
– Отлично, ты уже на месте, – сказал он. – У меня тут особенно жуткий случай, понадобится твоя помощь.
Пятнадцать минут спустя я прибыл в студию в Бермондси, где меня чуть не сбил с ног выбежавший из двери констебль, которого тут же стошнило в мусорное ведро. Подняв брови и сочувствующе пожав плечами, я повернулся и начал подниматься по лестнице. Я навидался всяких смертей, от распухших из-за червей трупов до тел с ампутированными поездом метро конечностями, так что меня вряд ли можно было чем-то шокировать.
Зайдя в студию, я снова зевнул – это был широкий зевок во весь рот, полностью отражавший уровень моей усталости. Я все еще не закончил зевать, когда наткнулся на профессора Манта в ванной. Усталость была забыта, зевота прошла. Я в жизни ничего подобного не видел. Шагнув вперед, я принялся изучать тело, которое принадлежало юноше. Оно лежало в ванне, примерно на четверть заполненной окрашенной в красный цвет крови водой.
– Знаю, – сказал профессор Мант, повернувшись поздороваться со мной и увидев выражение моего лица. – Выглядит так, словно ему уже провели вскрытие, пускай наверняка и худшее на свете.
Тело было практически разрезано пополам в продольном направлении. Огромная зияющая рана от горла до лобка. Внутренности были вытащены наружу и теперь болтались в ванне вокруг него, словно какие-то доисторические морские твари. На месте его гениталий был кровавый обрубок. Профессор показал на унитаз, и я увидел внутри него плавающими в розовой воде пенис и яички.
– Пожалуйста, скажи, что убийца арестован, – умоляюще сказал я, в жизни не видевший подобного зверства.
– У полиции есть немало зацепок, – ответил профессор Мант. – Кто-то, предположительно убийца, позвонил в полицию в четыре часа сегодня утром, чтобы сообщить местоположение покойного. Погибшему было семнадцать лет, он занимался сексом за деньги и прошлой ночью был в городе со своими клиентами, так что поиск подозреваемого не должен составить особого труда.
Несмотря на весь ужас наблюдаемой картины, мне пришлось подавить еще один зевок.
– Что, нагоняю сон? – спросил профессор Мант.
Я покачал головой.
– Это все мой сын, – ответил я. – У него сейчас такой период. Во всяком случае, надеюсь, что это временно.
Достав блокнот, я описал сцену со слов профессора Манта, раны жертвы и предполагаемое орудие убийства – нож для гипсокартона. В спальне мы нашли окровавленные веревки и электрический кабель, которыми, вероятно, были оставлены обнаруженные на спине жертвы отметины. Перед убийством его привязали к кровати, занялись с ним анальным сексом и отхлыстали.
Вскрытие выдалось крайне незаурядное – отчасти от того, как ловко профессор Мант восстановил последовательность событий, однако преимущественно из-за всего ужаса произошедшего. Проведя анализ ран и следов крови, профессор определил очередность нанесения повреждений, заключив, исходя из факта проникновения крови в легкие, что на протяжении всех истязаний бедняга был в сознании и дышал, скончавшись лишь после удара в сердце.
Наверное, невозможно представить, какие муки испытал этот парень, понимая неизбежность своей смерти, осознавая, что будет лишен всех ожидавших его впереди радостей и невзгод.
Когда проводишь много времени с трупами, подобные нездоровые мысли порой так и лезут в голову, однако, к счастью, я никогда не предавался им слишком долго, и, не без помощи невозмутимого профессора Манта, который навидался людской бесчеловечности в нацистских концентрационных лагерях, мы сохранили профессионализм от начала и до конца. К тому же нас уже ждало следующее тело – самоубийца в метро, и мы не могли затягивать.
Самоубийцы в метрополитене не были редкостью. Смерть там нечасто бывает мгновенной, и порой все получается совсем не так, как предполагалось.
Попавшие под поезд в метро редко умирают быстро – обычно это страшная и болезненная смерть. Тем не менее в Британии 1980-х самоубийство в метро не было редкостью.
Когда я работал в больнице святой Марии, в отделение интенсивной терапии как-то поступила орущая от боли женщина, бросившаяся под поезд метро. Ей оторвало руки и ноги. Она вопила, моля о смерти, четыре дня напролет, пока та наконец не наступила.
Иногда самоубийца, замешкавшись на долю секунды, прыгает слишком поздно и бьется о бок поезда, оказавшись зажатым между продолжающим движение составом и платформой. Его тело перекручивает, и порой люди при этом остаются в сознании. Внутренние органы могут перенести непоправимые повреждения, но прижимающий тело поезд сдерживает кровотечение. Иногда человек даже говорит, однако стоит его поднять с платформы, он быстро умирает от потери крови. В таких случаях врач вводит успокоительное и вызывают священника, чтобы как-то утешить умирающего, если он того пожелает.
Самоубийством в метро кончают очень разные люди. Работая в больнице святой Марии, я как-то занимался телом оксфордского профессора, который прыгнул под поезд на вокзале Паддингтон. Помню еще бывшую девушку Фрэнка Синатры. Она искала утешения в ночной жизни Лондона, но обрела лишь одиночество и депрессию.
В данном случае жертва была обезглавлена, и вскрытие оказалось относительно несложным. К тому времени, как мы закончили с телом, полиция уже поймала убийцу изуродованного парня: им оказался руководитель рекламного агентства, который охотно дал признательные показания. Он объяснил, что вышел из себя, когда юноша отказался встречаться с ним снова, потому что клиент был слишком жестоким. После непродолжительного суда несколько недель спустя убийцу отправили на пожизненное заключение в Бродмур – печально известную психиатрическую больницу строгого режима в Беркшире.
