Когда мы приближались к Корку, солнце уже было у горизонта, и море мерцало, в то время как ярко-зеленая земля отбрасывала длинные тени на запад. Ослепительно-белый маяк на острове дополнял идеальную и умиротворяющую картину. Хотя к этому моменту я уже и считал себя невосприимчивым к трупам, вид которых так будоражил других людей, начал переживать, насколько хорошо справлюсь с таким большим количеством жертв.
В аэропорту меня встретили двое полицейских, которые отвезли нас на удаленный участок взлетного поля, где садились военные вертолеты, доставлявшие тела – все упакованные в военные зеленые мешки для трупов, – которые затем грузили в военные автомобили. Видеть такое количество мешков было почти невыносимо. В загруженный день в Саутуарке я мог увидеть тел двадцать. Здесь же их были многие десятки.
По пустым улицам мы направились в гостиницу «Джурис Инн». К этому времени новости о катастрофе разлетелись по городу, и местные жители из уважения к погибшим оставались дома. Добравшись до гостиницы, я был рад наткнуться на Деза Хенли, моего хорошего друга, который также посвятил свою жизнь мертвым. Дез считался основателем группы работников морга – у него за плечами были многие годы опыта работы при чрезвычайных происшествиях. Кроме того, он был носителем необычного титула «королевский бальзамировщик»: он бальзамировал тела короля Георга VI в Сандрингемском дворце в 1952 году, королевы Марии в особняке Мальборо-хаус в 1953-м, а также сэра Уинстона Черчилля в его лондонском доме на Гайд-парк-гейт, 28 в 1965-м. Дез, высокий немногословный мужчина, был невероятно скромным, но его великие дела не остались незамеченными. Несколько лет спустя за свою работу по координации мер реагирования при чрезвычайных происшествиях ему присвоили звание офицера ордена Британской империи.
Также я наткнулся на Берни Симмса, главу подразделения одонтологии
[28], который отвечал за опознание жертв по зубам. Было сложно не столкнуться с Берни – гигантом весом сто пятьдесят килограммов. Как-то я видел его фотографию из Таиланда, на которой он позировал рядом с огромной каменной статуей Будды. Их было не отличить. Несмотря на свои размеры, Берни был шустрым малым и работал без устали с неподдельным энтузиазмом.
Многие люди, узнав о катастрофе, предпочитают отрицать, что с их родственниками что-то случилось вплоть до получения неопровержимых доказательств.
Ситуация была сюрреалистичной: хотя в городе царила тишина, туристы, явно не смотревшие новости и пребывающие в праздничном настроении, вовсю веселились. Наша команда из двадцати служителей смерти ужинала в относительной тишине, пока к нам поздно вечером не присоединились старшие члены кабинета министров Ирландии, включая Берни Ахерна, будущего ирландского премьер-министра, а также Кристофера Кеньона, директора компании Kenyon – обворожительного мужчины, восхищавшего политиков рассказами о своей выдающейся карьере. Поднимал нам настроение и профессор Джон Харбинсон (которого все называли Джеком), главный судебно-медицинский эксперт Ирландской Республики. Из-за немытых седых волос он выглядел старше своих лет, но его глаза светились остроумием и интеллектом. Джек пошутил о том, что последний живой пациент у него был четверть века назад, и объяснил, что заинтересовался патологией, когда обнаружилось, что он – медицинский недотепа без малейшего интереса к больным людям.
Разбуженный вскоре после рассвета, я вывалился из кровати и увидел перед собой восхитительный восход солнца. Я восторгался им, чувствуя подступающую нервную дрожь. Работа предстояла еще та. Родные жертв на трех континентах ожидали возможности проститься со своими близкими. Нам предстояло опознать сотни погибших. Чем быстрее установим личности тел, тем лучше будет для семей жертв. Согласно моему опыту, столкнувшиеся с трагедией родственники хватаются за соломинку и сразу же впадают в отрицание. Может быть, их близкий опоздал на рейс; возможно, ее пересадили на другой самолет; вероятно, они перепутали номер рейса – может быть, он выжил. Подобная надежда тщетна, но, пока они не получат неопровержимые доказательства смерти, она может довести до безумия.
В районной больнице Корка организовали временный морг. Просторная комната отдыха пациентов была превращена в секционную, а в комнате для персонала расположился центральный пост.
Когда начали прибывать первые тела, нам установили телефонную и факсимильную связь с Торонто, Лондоном и Мумбаи. Доску объявлений расчистили для размещения фотографий жертв, которые нам должны были отправлять группы по взаимодействию с родственниками, чтобы помочь с опознанием тел.
Мне было поручено заняться приемом тел, и я переключил внимание на десятки мешков для трупов. Процесс идентификации в каком-то смысле чрезвычайно прост, но в то же время требует невероятных усилий. При чрезвычайных происшествиях просить родственников и близких опознать жертв попросту неприемлемо. Сразу же после катастрофы практически невозможно смириться с внезапной утратой, и люди неоднократно не признавали своих родных – настолько отчаянно им хотелось, чтобы они были в числе выживших. Это делает процесс опознания еще более важной задачей. По сути, чтобы удовлетворить коронера, нам необходимо для каждого тела и части тела жертвы чрезвычайного происшествия с массовой гибелью сопоставить прижизненные данные (информацию, которая была известна о погибшем до его смерти – например, полученную от друзей, коллег по работе и родственников) и посмертные данные, чтобы объяснить, почему, как мы полагаем, часть тела X принадлежит человеку Y. У полиции нет полномочий подтверждать личность – это может сделать лишь коронер на основе предоставленных ему доказательств.
До появления ДНК-экспертизы было еще более десяти лет, так что общепризнанными научными критериями подтверждения личности являлись зубные слепки и отпечатки пальцев, а личные вещи использовались для окончательного подтверждения. Кроме того, части тела, поступавшие в отдельных мешках, проверялись на физическое соответствие. Если эти части удавалось собрать воедино с достаточной точностью, чтобы показать, что они принадлежат одному человеку, то это также можно было использовать в качестве подкрепляющего доказательства.
Открыв мешок, я замер в удивлении. Тело с места катастрофы оказалось раздетым. Я поспешил заглянуть в два других мешка: тоже без одежды.
Помимо поиска признаков, которые могли бы помочь установить личность каждой жертвы, мы также должны были обращать внимание на все, что могло бы намекнуть на обстоятельства крушения самолета. Так как расследование причины катастрофы происходило стремительно, мы решили первым делом осмотреть пилотов, чтобы понять, не было ли крушение вызвано чем-то вроде сердечного приступа или судорожного припадка, или не принимал ли кто-то из пилотов наркотические препараты.
Набрав в легкие воздуха, я принялся расстегивать молнию на одном из мешков. Я уже давно приучил себя не воспринимать содержимое таких мешков как человека. Это был лишь сосуд, оболочка, вмещавшая в себе человека при жизни. Тогда-то до меня и дошло: если меня рабочие будни и приучили к виду смерти, помогавшие мне полицейские, пожалуй, не настолько привыкли к трупам. Бросив взгляд вверх, я увидел страх на их лицах. Бедняги находились здесь лишь из-за того, что оказались в этот день на дежурстве. Несмотря на свой профессионализм и готовность выполнить любые указания, они просто не были подготовлены.
