– Так и есть, – ответил профессор Джонсон. Он улыбался, что было для него необычно, тем более рано утром. – Кто-то нашел его в глубине автомобильной парковки Национального театра. Наверное, какой-то бродяга.
Он хихикал себе под нос, осматривая тело.
– А что смешного? – спросил я.
Еще сильнее захихикав и стараясь сдержать хохот, обычно мрачный судебно-медицинский эксперт наконец смог из себя выдавить:
– Национальный театр сразу же уволил охранника парковки!
Он продолжал хихикать на протяжении всего вскрытия, и мы с Пэтом невольно к нему присоединились. Смех в столь мрачные времена, какой бы зловещей ни была его причина, было невероятно приятно слышать.
Когда непривычно жизнерадостный профессор Джонсон ушел, Пэт закатил следующее тело, принадлежавшее мужчине тридцати с небольшим лет. Это было бесформенное месиво из плоти, нетронутой снаружи, из которого словно удалили все кости.
– Господи, что вообще с ним случилось? – недоумевающе спросил я.
– Он был каменщиком, который работал на крыше башни «Оксо», – пояснил Пэт. – Он сделал шаг назад, чтобы полюбоваться своей работой, и выпал через букву O.
Не знаю почему, но я с трудом сдержал кривую ухмылку.
* * *
С тех пор как я начал работать в морге, мне не давало покоя ужасное состояние его помещений. Пришло время наконец прибрать. Здание было грязным, а опасностей для здоровья здесь было больше, чем в гробнице из фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега». К счастью, лучиком солнца в туче судебных заседаний, в которых я участвовал два года назад, стало то, что совет согласился с проведением ремонта морга. Пришлось два года напоминать о нашем соглашении, прежде чем наконец были проведены организационные совещания и составлены чертежи. Со мной, однако, никто консультироваться не стал.
Были выставлены тендерные предложения, и мое начальство посетило ряд долгих обедов с потенциальными подрядчиками (казалось, запрет на неучтенные поощрения не распространялся на руководство). Когда мне, наконец, показали итоговые чертежи, я скептически их изучил. На бумаге планировки выглядели неплохо, но я понимал, что с точки зрения охраны труда и техники безопасности они были настоящей биологической западней. Я уведомил об этом совет, но меня решили проигнорировать, так что я задраил все люки, какие только мог, и стал ждать, пока ситуация не выйдет из-под контроля.
Молодой человек в пылу ссоры ударил свою девушку, и та, упав, насмерть пробила голову. Парень четыре дня отказывался принимать случившееся и держал труп дома.
Прибыл электрик. Обычно он занимался электрогенераторами, но в этот раз ему поручили поменять проводку в секционной. Он протянул пятидесятиметровый кабель от соединительной коробки к настенным часам. А сняв часы со стены, обнаружил, что они на батарейках. Это был лишь первый из множества просчетов.
Ремонт – дело, конечно, хорошее, но совет не принял во внимание повседневную работу морга. Стоило ожидать, что строители, электрики, плотники и прочие рабочие вряд ли смогут заниматься своей работой, пока мы вскрываем трупы у них на глазах. В качестве решения проблемы совет предложил повесить простыни, которые никак не защищали от зловонного смрада «вонючек», запаха костной пыли, от вида крови, растекающейся по полу, и от наших чудовищных описаний, не говоря уже про зловещие звуки пилы и сверл. Как бы то ни было, простыни хотя бы могли скрыть самые ужасные картины.
Большинство прибывших рабочих изо всех сил старались держаться храбро и демонстрировать отрешенный профессионализм, но ужасы смерти никого не могут оставить равнодушным, не говоря уже о тех, кто не жил с ней бок о бок годами. Я видел их нервные взгляды, когда мы с Пэтом и Салли ходили туда-обратно, перевозя накрытые тела между холодильниками и секционной.
Дополнительную проблему создал всплеск преступности, из-за которого мы с трудом находили место для всех потенциальных жертв убийств наряду с другими многочисленными трупами, прибывавшими каждый день. Точка кипения была достигнута в один из загруженных дней, когда мы приняли одного «вонючку» и жертву жуткого убийства. Разложившееся тело принадлежало женщине за тридцать. Она поцапалась со своим парнем, и тот ударил ее в лицо. Упав, она размозжила голову о камин и умерла. Парень отказался признавать случившееся и держал ее тело дома четыре дня. Каждый день он поднимал его с кровати, мыл и одевал. На пятый день она позеленела, и он все-таки вызвал полицию.
Даже я был вынужден сделать резкий вдох при виде трупа, поступившего сразу после зеленой дамы. Вид тела человека, чья жизнь оборвалась с особенной жестокостью, не оставит равнодушным никого, и мы с Пэтом, Салли и профессором Мантом не были исключением. Тело принадлежало мужчине тридцати с лишним лет, отцу троих детей. Мы могли только представить, через какую боль ему пришлось пройти. Когда мы начали вскрытие, детективы рассказали о случившемся – им приходилось перекрикивать шум, создаваемый рабочими.
Мужчина схватил молоток и принялся гоняться за сыном по дому, пока тому не удалось ударить его в грудь кухонным ножом. Отец вытащил нож у себя из груди и загнал сына на задний двор.
– Поберегите свое сочувствие, – крикнул один из детективов, изучая тело, после чего описал бесчеловечное насилие, которому убитый подвергал жену и детей. – Он пытался изнасиловать свою жену, – продолжил детектив, – после того как избил ее до посинения. Его сын-подросток, услышав ее крики, пришел на помощь и воткнул в него ножницы, однако этого оказалось недостаточно. Отец схватил молоток и принялся гоняться за сыном по всему дому, пока тому не удалось ударить его в грудь кухонным ножом.
Сын решил было, что его отцу пришел конец, но, к его ужасу, тот вытащил нож у себя из груди и загнал сына на задний двор.
– Тогда сын схватил мотыгу, – продолжил детектив, – и размозжил ею голову своему отцу, но и это его не остановило. Сын перепрыгнул через ограду, и только тогда его отец рухнул на землю. Чтобы тот больше наверняка не поднялся, сын бросил ему на голову бетонный блок.
В этот самый момент шнур, на котором висели окружавшие нас простыни, внезапно оборвался, и полдюжины побледневших рабочих увидели перед собой мужчину с множественными ранами, залитого кровью и с торчащими из груди ножницами. Лицо было раздроблено бетонным блоком, и мозг наполовину выглядывал из черепа. Рядом лежало зеленое и раздутое тело женщины, чьи глаза отказывались закрываться из-за натяжения.
Рабочие покинули здание и больше не возвращались.
Сына мужчины ждал суд за неумышленное убийство в Центральном уголовном суде Лондона, и ему дали условный срок. Как только процесс завершился, он вернулся домой к матери.
* * *
Ремонтные работы не пришлись особо по душе никому из судебных экспертов, а больше всего – профессору Джонсону. Он, казалось, был на грани нервного срыва. Звук сверления казался одинаково громким, независимо от того, в какой части здания ты находился, равно как и рабочих, ругавшихся из-за очередной неразберихи, неприглядного зрелища или запаха. Получив возмущения от всех участвующих сторон, совет наконец согласился разрешить нам закрыться на несколько недель и перенести свою деятельность в морг Луишема, однако в Луишеме выдвинули одно строгое условие: чтобы моей ноги там не было!
