– Я ждала возможности извиниться перед вами, Питер, – продолжила она, держась на расстоянии с зажатым рукой носом.
Я принялся внимательно изучать нашего «вонючку». В процессе разложения, когда тело раздувается от газов, гниющие мягкие ткани отделяются, и на коже появляются огромные дыры. Через эти отверстия должны проходить полоски ткани, появляющиеся в результате растяжения разлагающихся мягких тканей, – примерно так ведет себя незастывший клей. Я проверял, так ли это, потому что любые отверстия без таких полос указывали бы на колотую рану. Подняв голову, я с удивлением посмотрел на Мэри. Я уже махнул на нее рукой, поскольку она появлялась на работе один день из пяти, и вместо этого стал больше полагаться на юную Салли.
Неужели Мэри собиралась пообещать измениться к лучшему? Я посмотрел на ее с надеждой во взгляде.
– Это все мой муж Том, – сказала она. – Понимаете, мне непросто об этом говорить, но он в тюрьме.
– Ох, жаль это слышать, – ответил я, не придумав ничего получше в ответ.
– Он всегда был немного негодяем, – продолжила она, – но он пытается, правда.
– Я думал, он работает в мясной лавке.
– Да, работает, точнее, работал. Он пытался вести порядочную жизнь, но его приятели плохо на него влияют, понимаете. И порой он бывает агрессивным. Он уже отсидел полтора года за тяжкие телесные. Мы с Джеком живем в постоянном страхе.
Джеком звали ее сына.
– Почему же ты от него не уйдешь?
– Это не так просто. Он найдет меня всюду, куда бы я ни делась. С этой работой я хоть смогла немного вздохнуть спокойно, но он скоро выходит, и я напугана. Понимаете, я ему изменяю.
– Серьезно? Я его знаю?
– На самом деле, да. Это Бен Кларк.
От удивления у меня отвисла челюсть.
– Неужели сержант Бен Кларк с Лондонского моста?
Бен был строгим, но справедливым детективом убойного отдела, который частенько бывал у нас в Саутуарке, и я был уверен, что он женат. Я даже и подумать не мог.
– Что ж, у тебя определенно интересная жизнь, – добавил я, снова не придумав ничего лучше. – Спасибо, что рассказала, однако не могла бы ты постараться бывать здесь почаще, чем в последнее время?
– Я буду, босс, обещаю.
– Отлично. В таком случае не могла бы ты подготовить стол для вскрытия, а затем позвать профессора Манта из комнаты для родственников? Я собираюсь получше изучить этого товарища.
Пока Мэри гремела, собирая различные инструменты и контейнеры, я нагнулся, чтобы внимательней осмотреть одно из отверстий. Оно располагалось прямо над сердцем, и поперек него не проходили полоски тканей. Взяв увеличительное стекло, я изучил полость и обнаружил на окружающих тканях кровоподтеки. Колотая рана. Я знал, как это бывает в теории, но на практике видел впервые.
Под руководством профессора Манта я проводил первое в жизни вскрытие жертвы убийства вместе со своим облаченным в дизайнерскую одежду ассистентом и осознал, насколько сильно во мне нуждаются. Я понял, что никто из подходящих для этой работы людей за нее в жизни не возьмется из-за плохой репутации нашего морга. Профессор Мант больше не сможет никого попросить помочь, когда его будет подводить спина, ведь он никому не доверял так, как мне.
Я был нужен моргу.
Я был нужен мертвым.
Я вернулся домой с так и не отправленным заявлением на увольнение в кармане пиджака.
– А что мне еще делать? – сказал я отчаявшейся Венди. – Ни в один другой морг меня теперь не возьмут, а больше я ничего не умею. Мы лишимся этой квартиры и не сможем оплачивать аренду без постоянного заработка. Мне придется остаться и надеяться, что все образуется.
17. Проблема с Пекхэмом
Декабрь 1986 года
Обычно рассвет в Пекхэме – этот не тот вид, что будоражит душу, и сегодняшний день не был исключением. К мрачной серости бетона микрорайона Северный Пекхэм
[38], с его темными лестничными клетками и коридорами, граффити с орфографическими ошибками, огромными переполненными мусорными контейнерами, неприятными запахами и катастрофической нехваткой зелени, добавился вид констебля, срыгивающего в какие-то тщедушные кусты, увядавшие у входа в пятиэтажку.
Мы с профессором Мантом регулярно бывали на местах преступлений в пределах так называемого Бермондского треугольника, который простирается от Лондонского моста до Пекхэма и идет обратно по Олд-Кент-Роуд к Бермондси. Это место назвали в честь Бермудского треугольника из-за большого количества необъяснимых пропаж имущества и людей в его границах.
Исторически сложилось, что криминал в Саутуарке был развит примерно так же, как политика в Вестминстере. Этот район славился своей преступностью еще со времен, когда Генрих VIII запретил проституцию в 1546 году, вынудив развитую секс-индустрию Саутуарка XVI века уйти в подполье.
С тех самых пор Саутуарк и Ламбет считались позорными придатками Серверного Лондона, привлекавшими самых отъявленных негодяев. К моменту наступления викторианской эпохи Южный Лондон стал пристанищем для самых гадких индустрий: кожевенных заводов, клееварен, свалок, психиатрических лечебниц и тюрем, а также, что было неудивительно, для преступности.
Саутуарк остается «рудным» боро
[39] для лондонской полиции и по сей день, однако в 1980-х он был сродни Дикому Западу. Как однажды сказал эксперт с четвертой радиостанции: «В Северном Лондоне мы ставим синие таблички, чтобы чтить память когда-то живших в этих зданиях великих людей. В Южном же Лондоне вместо них висят эти желтые доски – ну вы знаете, про убийства, поножовщины, изнасилования, призывы к свидетелям преступлений, в общем, подобные штуки».
Чаще всего, пожалуй, меня вызывали на место убийства именно в микрорайон Северный Пекхэм и его окрестности.
Северный Пекхэм был одним из самых бедных районов во всей Западной Европе. Будучи крупнейшим из пяти микрорайонов муниципальной застройки Пекхэма, он состоял из 65 пятиэтажек более чем на 40 акрах земли, в которых располагалось почти полторы тысячи квартир. Когда он был построен в середине 1960-х, его провозгласили видением будущего, первоклассным примером «улиц в небе». Якобы это экономичный способ использования пространства, идеальная среда для лондонских бедняков. Разумеется, такое видение осталось исключительно в мечтах архитекторов и проектировщиков, и в 1980-х местные жители регулярно становились жертвами поджогов, краж со взломом и уличных ограблений. Всего за одну неделю в 1987 году полиция зафиксировала 70 случаев разбоя.
Район Лондона, в котором находился наш морг, был известен своей преступностью еще с середины XVI века.