– Не поможете? – спросила она. – Лифт снова сломался.
Извинившись за больную спину профессора Манта, я взялся за коляску с одной стороны и помог юной даме ее спустить.
– Раньше это было приятное место, – сказала она. – В смысле, здесь всегда были свои проблемы, но за последние два года оно превратилось в сущий кошмар. Иглы в коридоре. Дети, писающие на лестничной клетке. Кражи и разбои. Мне уже приходилось ранее переступать через отрубившихся прямо на этой лестнице торчков.
Я ощутил едкий запах застоявшейся мочи и крепкого пива, в то время как смотрел в глаза этому невинному дитя, сидевшему передо мной в коляске. Разве можно было в подобном месте растить ребенка? Какое будущее его ожидало? Одновременно меня поразило осознание того, что мы с Венди растили собственного сына примерно того же возраста всего в десяти минутах езды отсюда.
Я почувствовал нарастающую тревогу. Конечно, тогда я этого не знал, но приближался к нервному срыву. Вскоре после того как увидел этого ребенка в коляске, я ощутил, как внутри меня что-то надломилось, словно образовалась очередная трещина в плотине, которую неизбежно должно было прорвать. Меня накрыла колоссальная тревога. Сказать об этом, однако, я никому не мог. Во-первых, я не знал, что именно со мной происходит, и уж точно не хотел лишний раз волновать Венди. Мне только и оставалось, что изображать спокойствие и продолжать делать свое дело. И не то чтобы у меня не было возможности сосредоточиться на своих чувствах: они всегда были здесь, в этой разрушающейся плотине, трещины в которой все расширялись с каждым новым трупом.
Внизу лестничного пролета мы попрощались, и, когда женщина ушла, натолкнулись на детектива-констебля, которого стошнило при нашем прибытии.
– Ты в порядке? – поинтересовался я. – Скверный случай попался, конечно.
Все еще бледный, он, однако, уже был в состоянии разговаривать.
– Никому не пожелал бы подобной смерти, – сказал он. – Но видели бы вы всех тех жертв грабежей и разбоев, с которыми я сталкиваюсь каждый день. Видели бы вы, что это делает с человеческой уверенностью. Это их меняет. Конечно, подобный способ мне не особо по душе, однако я рад, что хоть одним торговцем наркотиками сегодня стало меньше.
Что касается того, поймал ли Мелвин убийцу, это было одно из тех дел, результаты которого остались мне неизвестны попросту потому, что нам не всегда все рассказывали. Порой мы узнавали обо всем, когда одного из профессоров вызывали на суд давать экспертные показания, либо попросту пересекались с кем-то из детективов и спрашивали: «Так что случилось с тем-то старым делом?» В противном случае мы часто оставались в неведении.
* * *
Два дня спустя нас с профессором снова вызвали в тот же самый микрорайон Пекхэма. Еще одной довольно странной особенностью жизни в таких микрорайонах было то, что практически невозможно было (по крайней мере, в те дни) защитить место преступления от посторонних глаз, а в некоторых случаях и от проникновения, поскольку соседи располагались совсем рядом и люди жили друг над другом.
Когда мы прибыли, казалось, будто там проходит какой-то фестиваль. Люди высовывались из окон пятиэтажки П-образной формы. Причиной тому был труп, который лежал за стенкой около метра высотой, ограждающей окна квартир на первом этаже от внутреннего двора. Полицейских почти не было – лишь два констебля и детектив-инспектор Пемери, – но пожарная бригада присутствовала в полном составе – они только закончили тушить пожар в квартире жертвы.
Пемери извинился за отсутствие оцепления, объяснив это нахлынувшей на Саутуарк волной преступности, из-за которой полицейские были рассредоточены по всему боро. Два констебля, вероятно, понимая бесполезность своих попыток, практически никак не старались запретить людям подглядывать, так что за нашими с профессором действиями пристально наблюдали пятьдесят доморощенных детективов, куривших и обсуждавших происходящее неподалеку от нас, в то время как мы занимались осмотром тела.
Мы обычно узнавали, чем закончилось дело, только если одного из профессоров вызывали в суд для экспертных показаний или вообще случайно, Но часто просто ничего не знали.
Жертва была женщиной двадцати с лишним лет, она была раздета и сильно обгорела. Кожа местами была обуглена дочерна, а кое-где слезала с тела. Тело было неуклюже согнуто, и осматривать его в узком проходе между невысокой оградой и стеной пятиэтажки было неудобно. Наклонившись, чтобы рассмотреть получше, профессор Мант схватился за спину.
– Давай, Квинси! – закричал кто-то сверху, ссылаясь на популярный в то время американский сериал про детектива-судмедэксперта. – Расскажи же нам, кто это сделал!
Не обращая внимания на смех, профессор Мант продолжил осмотр, а я сделал набросок места преступления и провел измерения. Обернувшись, чтобы осмотреть окружение, я увидел маленького мальчика лет пяти – шести, который отделился от компании друзей и бежал в нашу сторону. Перепрыгнув через стену, он со смехом приземлился рядом со мной, быстро забрался обратно и снова убежал.
Его родители (во всяком случае, я решил, что это были они), высунувшись из окна прямо над нами, закричали ему с улыбками на лицах: «Майкл, перестань!», в то время как он повторял свою проделку снова и снова под равнодушные взгляды двух констеблей.
– Похоже, причина смерти – асфиксия в результате удушения, – в конечном счете сказал профессор Мант, жестом подозвав инспектора Пемери, который все это время находился в квартире. Профессор Мант указал на красный шарф, обмотанный вокруг шеи женщины.
– Сначала она получила ожоги. Судя по их размерам и форме, ее, вероятно, пытали утюгом.
– Полагаю, убийца устроил поджог, чтобы уничтожить улики, – ответил Пемери. – Но как тогда тело оказалось здесь на всеобщем обозрении?
– Этого я сказать не могу, – ответил профессор Мант. Это так и осталось загадкой, хотя убийцу – парня женщины, за которым числилось немало насильственных преступлений, – вскоре поймали при попытке пересечь границу с Францией.
* * *
Еще более загадочное происшествие случилось в Пекхэме вскоре после этого, и снова в его расследовании принял участие профессор Мант. Мы прибыли к сборному дому с верандой 1950-х годов постройки, обнаружив последствия пожара. В этом ничего необычного не было, но то, что ожидало нас внутри, стало для меня полной неожиданностью.
Проведя нас внутрь, детектив сказал:
– Нам хотелось бы знать, могло ли это быть убийством или попыткой скрыть его следы, однако, думаю, вам придется изрядно попотеть.
Сгорело только кресло посреди гостиной, от которого остался лишь каркас, в то время как у его основания находились две бедренные кости и обугленные останки двух ступней в резиновых шлепанцах. Подойдя ближе, чтобы лучше все рассмотреть, мы обнаружили горстку сального человеческого пепла и фрагменты костей, находившиеся в пределах каркаса сиденья.
Мы с профессором Мантом обменялись ошеломленными взглядами. Могло ли это быть настоящим случаем спонтанного самовозгорания человека (ССЧ)?
