Совершенно не удивительно, что практически все жертвы так называемого спонтанного самовозгорания человека были курильщиками, и многие употребляли алкоголь.
Согласно этой странной и, пожалуй, псевдонаучной гипотезе, огонь может зарождаться в человеческом теле. Это явление подробно обсуждалось в одной статье «Британского медицинского журнала» в 1938 году. По словам авторов, для всех случаев самопроизвольного возгорания человека были характерны определенные особенности:
• жертвы были хроническими пьяницами;
• как правило, они были пожилыми женщинами;
• тело не сгорало самопроизвольно – с ним в контакт вступало некое зажженное вещество;
• кисти рук и ступни, как правило, отваливались;
• огонь практически не наносил вреда подверженным горению предметам, которые контактировали с телом;
• после возгорания тела оставался жирный и ужасно пахучий пепел
[41].
В 1984 году ученый-исследователь Джо Никелл совместно с криминалистом Джоном Фишером запустил двухлетний исследовательский проект по изучению тридцати предполагаемых случаев самопроизвольного возгорания людей. Опубликованное в журнале Международной ассоциации расследований поджогов, их исследование показало, что жертвы якобы самопроизвольного возгорания находились неподалеку от потенциального источника огня, такого как свеча, лампа или камин. Они обнаружили, что свидетели порой «забывали» упомянуть об их наличии, чтобы иметь возможность поделиться загадочной историей, либо так им хотелось верить в ССЧ.
Изучив место, я обнаружил в каждой комнате по переполненной пепельнице, а в мусорном ведре на кухне валялось несколько бутылок дешевого скотча. Наша потенциальная жертва ССЧ был заядлым пьяницей и курильщиком.
– Вполне вероятно, что у него случился приступ, когда он курил, – сказал профессор Мант, – и от этого он и умер. От сигареты у него загорелась одежда, в то время как набивка кресла послужила топливом.
В те времена, в 1980-х, примерно каждая четвертая смерть в результате пожара была следствием оброненной сигареты.
– Я удивлен, что пламя не распространилось дальше, – подумал я вслух, пораженный этой незабываемой сценой. Обугленные остатки уничтоженного кресла стояли посреди в остальном нетронутой – не считая повреждений от дыма, от которого почернели стены, а на каждой поверхности осталось немного гари – гостиной.
– Мне доводилось об этом читать, – сказал профессор Мант, – однако собственными глазами никогда не видел.
Пока он говорил, я взял свой фотоаппарат и принялся делать снимки.
– Это называется «эффект фитиля». По мере сгорания тела жир плавится и впитывается окружающими материалами, такими как набивка кресла, которые затем медленно и равномерно сгорают в направленном вверх пламени, из-за чего растапливается еще больше телесного жира, и процесс продолжается, пока не остается вот это. Можно ведь сидеть вплотную у костра и при этом не обжечься. Что ж, тут примерно то же самое.
Погибший мужчина жил один и поставил свое любимое кресло посредине гостиной, напротив телевизора. Больше рядом ничего, что могло бы сгореть, не было. Датчики дыма отсутствовали, его сборный дом стоял в уединении, скрытый от глаз заросшим садом, поэтому соседи не увидели исходящее от него странное, должно быть, сияние.
Эти сборные дома заводского изготовления были возведены здесь в конце 1940-х годов и предполагались лишь как временное жилище – экстренная мера по преодолению жилищного кризиса после Второй мировой войны. Более ста пятидесяти шести тысяч таких домов были выделены муниципалитетам по всей стране, и к концу 1950-х их уже должны были снести. Когда же план по сносу попытались реализовать в 1960-х, жители сплотились и успешно отстояли свои жилища. Некоторые из домов все еще стояли в начале XXI века, а последний оставшийся сборный дом, когда-то стоявший на одной улице с нашим человеком-свечой, был продан застройщику в 2015-м году за девятьсот пятьдесят тысяч фунтов.
Только мы покинули место происшествия, как профессору Манту, обладателю редкой на то время роскоши – телефона в машине, установленного для профессиональных целей, – позвонили. Шестнадцатилетнего подростка зарезали в ресторане «Макдоналдс» на Пекхэм-Рай.
Когда мы туда прибыли, начался пятничный час пик. Улица со множеством магазинов кишела людьми. У оцепления собралась большая толпа – настолько большая, что нам с профессором Мантом пришлось протискиваться, прежде чем заметивший нас детектив проводил к месту преступления.
Рядом с телом парня, скорчившимся в луже собственной крови, стоял инспектор Джон Каннинг, поприветствовавший нас кивком.
– Вы двое уже как мои постоянные партнеры, – сказал он, доставая сигарету.
Тело выглядело крошечным, словно принадлежало ребенку.
– Сколько ему? – спросил профессор Мант.
– Шестнадцать. Он жил с родителями в микрорайоне Консорт неподалеку.
– Маловат для своего возраста, – заметил профессор Мант, нагнувшись, чтобы рассмотреть тело ближе, и тут же сморщился от боли.
– У нас полно свидетелей, так что, думаю, все и так понятно. Он убирал после загруженного обеденного перерыва, когда в ресторан зашел какой-то мужчина и напал на него. Сначала коллеги подумали, что он бьет парня кулаками, но потом увидели кровь и поняли, что у нападавшего нож.
– Четыре ножевых ранения, – сказал профессор Мант, – и все в спину.
– Мы же в Пекхэме и коллеги жертвы не побоялись ножа. Они навалились на нападавшего и удерживали его до нашего приезда. К тому времени парень был уже мертв.
– Судя по всему, один из ударов ножа прошел между лопаткой и грудной клеткой, пронзив сердце. Скажу точно после вскрытия, однако, судя по группированию ударов, я бы сказал, что убийство было умышленным.
Никогда нельзя делать поспешных выводов о причинах убийства. Но всегда хочется считать, что у убийцы был давний мотив.
Хоть опыт и научил нас не делать скоропалительных выводов, когда дело касалось убийства, подозреваю, каждый из нас думал, что у убийцы должен быть на свою жертву зуб – может быть, из-за девушки, наркотиков или денег. Когда же инспектор Каннинг разузнал об убийце из Пекхэма больше, на деле все оказалось иначе. Он, молодой человек двадцати с небольшим лет, страдал от психического расстройства и ранее провел четыре года в лечебнице Бродмур за нападение с консервным ножом на женщину (именно туда отправили Кеннета Эрскина сразу же после суда).
Хуже того, как выяснилось, обвиняемый ранее заявлял, что его не следует выпускать, и психиатры из больницы Модсли в Камберуэлле, где он проходил лечение после освобождения, согласились с ним и рекомендовали вернуть его в Бродмур. Там, однако, решили, что он принесет больше пользы обществу на свободе.
