Теперь мы можем увереннее ответить на вопрос, почему Лао-цзы говорит не об отказе от желаний, а о сдерживании их. Как явствует из этой главы, желания для него – неизбежные спутники метаморфоз, которые постоянны и неизбывны, как сам жизненный рост. Каждое новое впечатление рождает и новое желание. Важно только, чтобы они не перерастали в страсть, на службу которой сознание, пораженное себялюбием, стремится поставить и язык, и мысль. Мудрый умеет изживать не собственно желания, а, скорее, свою привязанность к желаниям. Вот почему он «ограничивает желания» парадоксальным на первый взгляд способом – предоставляя всему свободу быть… Все свершается доподлинно именно тогда, когда никто ничего не делает сознательно. Только тот, кто покоен, может владеть движением. В таком случае в мире не происходит ничего нарочитого, насильственного, чрезмерного. Органическая цельность жизни восстанавливает равновесие и в природе, и в человеке сама собой, без насилия. Она не противодействует, а просто придерживает, не дает превысить собственную меру.
Глава 38
Высшее совершенство не ищет совершенства,
Вот почему в нем есть совершенство.
Низшее совершенство хочет совершенства,
Вот почему в нем нет совершенства.
Высшее совершенство ничего не делает и не ищет повода к действию.
Низшее совершенство действует и все ищет к тому повод.
Высшая человечность действует, но не ищет к тому повода.
Высшая справедливость и действует, и имеет к тому повод.
Высшее благочестие действует, и если не встретит согласия,
Засучит рукава и потащит за собой.
А посему:
Когда утрачен Путь, является совершенство;
Когда утрачено совершенство, является человечность;
Когда утрачена человечность, является справедливость;
Когда утрачена справедливость, является благочестие.
Благочестие – истощенье преданности и доверия, начало смуты.
Знание от прежних времен – цветочки Пути и начало невежества.
Вот почему великий муж укореняется в глубоком и не живет мелким,
Он пребывает в корне и не живет цветочками.
Он отставляет «то» и берет «это».
Нам представлена иерархия ступеней и видов духовного совершенства человека. И строится эта иерархия, как принято во всей китайской традиции, на принципе последовательной объективации, выведения вовне реальности, начиная от полной беспредметности и всеобъятности Пути и кончая предметным, выраженным в количественных законах знанием, противостоящим реальности как потока превращений – «тысяча перемен, десять тысяч превращений». Но Лао-цзы не ищет Архимедовой точки опоры, которая позволила бы перевернуть мир. Он «оставляет мир», чтобы позволить всем вещам свершить свою судьбу. Соответственно, совершенствование, по Лао-цзы – это усилие (ироническое по своей сути) «опустошения сердца», что предполагает освобождение от предметного знания. Совершенство есть способность быть «зеркалом мира», спонтанно переживать все происходящее в мире или, другими словами, быть-с-миром, не делая расчетов, не подыскивая всему причину и не преследуя целей. Мудрый вмещает в себя все сущее и… ничем не владеет. Для него нет правильного мнения, а есть только правильное время, каковое есть не что иное, как всевременность мгновения. Только ущербный человек стремится к совершенству, не понимая, что он уже имеет всего достаточно. Смысл совершенствования – не победа над миром, а возвращение к себе – к тому, что всегда уже дано нам и дано сполна. Наблюдение обыденное, находящее множество наглядных подтверждений среди окружающих нас людей, но имеющее и глубокие, в своем роде метафизические, корни. Мудрый никогда не позволит фальши и иллюзиям света заслонить правду сердца. В этой связи в главе излагается лестница моральных состояний, каковыми являются сверху вниз: совершенство высшее, совершенство низшее, человечность, справедливость и, наконец, благочестие, неразрывно связанное с правилами и условностями света. Кроме того, Путь (дао) ставится выше его частных проявлений – различных «совершенств» (дэ).
Глава 39
Что до тех, кто в древности обрел единое:
Небо, обретя единое, стало чисто;
Земля, обретя единое, стала покойна;
Духи, обретя единое, стали божественны;
Долины, обретя единое, стали полны;
Вся тьма вещей, обретя единое, живет;
Князья и цари, обретя единое, правят Поднебесной.
Таковы свершения единого.
Небо, не будучи чистым, не расколется ли?
Земля, не будучи покойной, не растрясется ли?
Духи, не будучи божественными, не обессилят ли?
Долины, не будучи наполненными, не оскудеют ли?
Вся тьма вещей, не имея в себе жизни, не исчезнет ли?
Князья и цари, не имея почета и славы, не падут ли?
Посему корень почета – униженность.
Основа славы – безвестность.
Оттого князья и цари зовут себя сиротами, одинокими,
несчастными.
Не значит ли это, что для них униженность – корень?
Разве нет?
Имея множество колесниц, считай, что у тебя нет колесницы.
А потому не желай быть ни прекрасной яшмой,
Ни простым камнем.
Мудрость есть не что иное, как умение найти опору в том, что есть в нас «истинно так», а не иначе и, следовательно, одновременно уникальное и всеобщее. Разум представляет эту истину как Единое, вездесущее. Но Лао-цзы проповедует разум сердца, который умеет видеть бесконечное разнообразие свойств жизни и чувствовать внутреннее сродство с ними. Вот почему Единое – самая надежная опора в жизни даосского мудреца. Лао-цзы говорит о «Великом Едином», которое превосходит логическое тождество, «не имеет имени». Оно составляет сердцевину всякого существования, самое естество жизни, но не сводится к какой-либо предметности. Это единое есть беспредельная среда и вездесущее средоточие всякого пользования – действенность всех действий, функциональность всех функций. Оно равно себе в бесчисленных превращениях бытия и дарует каждому в каждый момент времени абсолютный покой. В этом вселенском хороводе мы реально сопричастны всему происходящему. Мы на самом деле обретаем себя в… ином. И чем больше мы сознаем свою ничтожность перед Одним Превращением мироздания, тем отчетливее мы понимаем наше несравненное величие, о чем Лао-цзы не раз упоминает с неизбежной здесь доброй иронией. Ибо в этом всепроницающем событии, в этой неисчерпаемой действенности абсолютного покоя мы живем наравне с миром и… сами по себе. Мы познаем свою состоятельность в своем состоянии с миром. Жить в мире с миром способен лишь тот, кто поместил мир в мир и свел бесконечность с бесконечностью. А поскольку такое Единое безымянно и опознается лишь как чистая актуальность этого, пользование им учит великому смирению, жизни с-миром. Самоумаление мудрого – не поза, а единственный способ быть воистину, приносящий к тому же великую пользу тому, кто его усвоил. Мудрость и есть умение жить тем, что доступно каждому из нас в любой момент времени. Нет ничего более ценного в жизни, чем ее простейшая данность.
