– Я допустила промах, – сказала Эмио, как только провела его в кабинет.
– Насколько помню, – возразил Брезан, – это я пошел напиться.
Он и с этим напортачил, но не собирался признаваться в подобном, пока на него не надавят.
– О, – сказала Эмио, как он и предполагал, – мы все равно были на месте и следили за вами. Надо было что-то сказать, когда…
Она сжала губы и отвела взгляд.
Голова Брезана начала раскалываться.
– Скажи же. Дело в студенте, не так ли? Что за хрень с ним случилась – аллергическая реакция?
Эмио встретилась с ним взглядом.
– Да, но не такая, как вы думаете. Его имя вам ничего не скажет, хотя я могу дать вам его досье. Важно то, что он принадлежал к студенческому обществу каллиграфов.
Брезан вспомнил один из многочисленных брифингов, посвященных протестным группам.
– Твою налево. Трупные каллиграфы…
Трупная каллиграфия не одобрялась в приличном обществе, но сохранялась как практика на протяжении веков, несмотря на попытки гекзархата искоренить ее. Как объяснили отцы Брезану, когда он был ребенком, режим так и не смог смириться с постыдным фактом, что один из анданских гекзархов практиковал это искусство. Причем один из самых успешных и долгоживущих.
Брезан запросил у сети перевод граффити, которое он видел, полагаясь на ее интерполяцию, чтобы вычислить куски, которые сервитор уже стер. Вот тогда-то его и осенило.
– Тот же лозунг, или фраза, или черт знает что еще, – прошептал он.
Светящиеся шрамы на лице студента представляли собой надписи тем же шрифтом.
Сеть наконец выплюнула перевод: «Как я выбрал свою смерть, так пусть народ выбирает своих правителей».
Брезан взглянул на Эмио.
– Это значит…
– Каллиграф-самоубийца, – сказала Эмио без всякой сентиментальности. – Это новый поворот. Я должна была быть готова к такому.
– Да брось ты эти долбаные самобичевания, – сказал Брезан, мучительно сознавая, как лицемерно говорить об этом кому-то еще. – Физически я не пострадал. Проблема в реакции общества, не так ли?
Эмио слабо улыбнулась.
– Вы учитесь.
– Недостаточно быстро. – Определенно головная боль. Из-за неких соображений – вероятно, ошибочных, – он возжелал себя наказать и не потянулся за болеутоляющим, о чем вскоре предстояло пожалеть. – Если я хотел утопить свои печали, мне следовало выбрать менее публичный способ сделать это, а не подвергать себя опасности рядом с каллиграфом-самоубийцей. Ведь в его смерти обвинят меня. И раз появился один, будут и другие. Я прав?
Она не оградила его от правды.
– В тот час в каждом районе было от одного до трех каллиграфов-самоубийц. Они все скоординировали. Я советую вам не утруждать себя попытками скрыть случившееся. У слухов есть крылья, как говорится.
– Эмио, – сказал Брезан, обхватив голову руками. – Что, черт возьми, я сделал такого плохого, что кучка детей убивает себя, превращаясь в трупный памфлет?
– Плохого? – переспросила она. – Не больше, чем любой другой, кто приходит и пытается изменить устоявшийся порядок вещей. Но и не больше хорошего.
– Сегодня это закончится, – сказал Брезан и вскочил, несмотря на ее отчаянные попытки усадить его обратно. – Я должен все изменить к лучшему. Если придется каждый день сидеть посреди университетского квартала и слушать, что мне говорят, я так и сделаю. Если для этого потребуется вызвать отряды по борьбе с массовыми беспорядками, я и это сделаю. Все, что нужно.
– Вы не понимаете. На этот вопрос нет простого ответа. И никогда не было. Мы можем лишь трудиться изо всех сил. Даже Андан это знают.
Он не ответил на вялую попытку пошутить.
– Значит, моего предшествующего труда было недостаточно. Теперь все изменится.
– Ладно, – проговорила Эмио. – Если вы этого хотите, так и поступим. Но если вы сожжете себя дотла, это тоже никому не принесет пользы.
– Вон, – сказал Брезан. – Я хочу поговорить с Микодезом.
На самом деле он знал, что Микодез – человек занятой и что ему, по всей вероятности, придется подождать, чтобы поговорить с ним. Но если кто и знал, как вести себя с людьми, которые делают глупости, потому что ненавидят тебя, то только Микодез.
Эмио не стала спорить. Она набрала номер и тут же удалилась.
Брезан задремал, ожидая, пока сигнал дойдет. Прошло три часа, прежде чем он получил ответ.
– Верховный генерал, – сказал Микодез. – Эмио объяснила мне, что случилось.
Конечно, она так и сделала. Брезан даже возмутиться не сумел. В конце концов, она выполняла свою работу.
– Я не хотел, чтобы мальчик умер, – сказал Брезан. Он был потрясен тем, как хрипло прозвучал его голос.
– Нет, – ответил Микодез мягче, чем ожидал Брезан. – Не думаю, что вы этого хотели. Но, клянусь лисятами, не показывайте, что вам так больно. Это используют против вас, если поймут.
– Я должен это исправить, – сказал Брезан. – Все это. Я устал от того, что люди умирают по глупым причинам. Трупные каллиграфы могли прислать мне письмо или собраться у здания правительства и петь песни протеста. Но самоубийство? Да ладно?
Микодез с минуту смотрел на него, потом положил подбородок на руки.
– Через несколько лет после того, как я занял это место, – сказал он, – несколько старших администраторов – не из фракции Шуос, но связанные с нею, руководившие операциями в отдаленных мирках, – угрожали самоубийством, если я не уступлю свою должность их предпочтительному кандидату.
– И что же вы сделали?
– Я назвал их заявление блефом. Упомянутый предпочтительный кандидат, получив выбор между моими убийцами и удобной должностью в одной из академий, выбрал должность. Время от времени он все еще подумывает о том, чтобы пойти против меня, но это просто привычка. Если дойдет до чего-то серьезного, он потеряет голову так быстро, что не успеет и глазом моргнуть.
– Да, – мрачно ответил Брезан, – только студенты не блефовали, а я бы предпочел не прибегать к помощи убийц.
– Научитесь отделять риторические приемы от содержания аргументации.
– Скоординированное самоубийство – это не риторический прием, Микодез.
– Спорное заявление, – парировал Шуос. – Конечно, они так все и задумали.
– Как вы это терпите? – спросил Брезан. – Вот это все?
– А, – сказал Микодез, – это уже другой вопрос. – Выражение его лица посерьезнело. – В основном благодаря вязанию на спицах и крючком, а также хорошему запасу конфет. Вы ведь любите готовить, правда? Найдите для этого больше времени. Ужинайте с друзьями, когда можете.
Брезан уставился на него.
