Генерал-протектор Инессер пошла на большую уступку, согласившись встретиться на территории Конвенции. Брезан подозревал, что она замышляет что-то коварное, но что именно? Даже Микодез, который специализировался на коварстве, одобрил это место. Впрочем, Микодез одобрил бы все, что обещало развлечение ближе к вечеру, и неважно, насколько это раздражало всех остальных. По крайней мере, Брезан не боялся, что Инессер убьет его. (А вот насчет Микодеза он не был уверен, но стоило признать – если Микодез решит от него избавиться, ему в любом случае крышка.) Инессер так заботилась о своей репутации самого честного Кел во Вселенной, что если бы кто-то угрожал ему, она бы сама уничтожила нападавшего.
Сеть предупредила о вызове из оперативного отдела, который Брезан принял, пока в десятый раз поправлял свои черные перчатки.
– Рой передовой обороны сообщил о появлении двухсот девятнадцати знамемотов и одного пепломота, путешествующих в формации «Речная змея».
Брезан узнал этот голос. Он принадлежал Нирай Ханзо, человеку, который любил мастерить украшения из пришедших в негодность компонентов мот-двигателя. Он подарил Брезану удивительно красивый браслет: «На случай, если вы когда-нибудь захотите произвести на кого-то впечатление». Скорее всего, Ханзо надеялся, что Брезан будет его носить и послужит бесплатной рекламой. Разумнее всего было бы передать штуковину одной из куртизанок, которых он время от времени навещал. Вместо этого Брезан иногда ловил себя на мысли, понравилось бы это Тсейе, – но шансы, что он когда-нибудь снова увидит ее, были близки к нулю.
– Дайте угадаю, – сказал Брезан. – Пепломот – это «Три пустельги, три солнца».
– Именно так.
За всю историю гекзархата командование Кел удостоило чести лишь одного генерала, назвав боемот – и даже пепломот – в честь личной эмблемы. Этим генералом была Инессер. Как будто он и так недостаточно страдал от комплекса неполноценности. Микодез предложил назвать один из своих тенемотов, как будет угодно Брезану – в качестве утешительного приза, – но тот отказался. У него даже не было эмблемы, хотя и Микодез, и Фиамонор заставляли выбрать ее. Но в этом вопросе он был непреклонен. Вместо личной эмблемы он использовал колокольчик и свиток – эмблему Конвенции. Премьер Дзуро это одобряла, и, хоть ей случалось ошибаться, мнение было верным.
– Надеюсь, никто не собирается убивать Инессер, – пробормотал Брезан. Он схватил планшет с декоративного стола – даже ящики были фальшивыми, ради пламени и золы, кому пришла в голову такая идея? – и просмотрел формации из Первичного Лексикона, которые мог создать рой из двухсот двадцати боемотов. Не то чтобы этот список значил для него что-то, кроме плохих новостей.
Он знал, что избранная Инессер «Речная змея» была насмешкой. Эта формация не давала никаких оборонительных преимуществ. «Верю, что ты обойдешься без глупостей» – вот что это значило. Что же касается размеров роя… М-да. Он в достаточной степени Кел, чтобы знать, что они полагаются на количество. Кел никогда не путешествовали в одиночку, если могли этого избежать.
Фиамонор посерьезнела.
– Было бы неприлично убивать генерала после того, как мы пригласили ее сюда, – сказала она.
Иногда Брезан не мог понять, когда Фиамонор его разыгрывает. Но не стоило из-за этого пререкаться. Иногда ему удавалось держать себя в руках.
– «Три пустельги, три солнца» запрашивает разрешения причалить, – сказал Ханзо немного погодя.
– Ненавижу, – сказал Брезан.
– Э-э, сэр?
– Не вас, – проговорил он. – Ее.
Но ему придется улыбаться и разговаривать с ней как ответственный взрослый, потому что быть ответственным взрослым – его новая работа. Забавно, что даже спустя девять лет он все еще считал ее «новой».
Гекзархат – старый гекзархат, который Брезан помог разбить на куски, чтобы другие державы смогли поживиться, – обладал шестью пепломотами, самыми большими и могущественными боемотами. Один из них, «Неписаный закон», погиб, отвоевывая Крепость Рассыпанных Игл во время вторжения Хафн. Другой, «Иерархия пиршеств», бывший командный мот генерала Кируев, пал в жарком бою за спорную зону несколько лет назад. В той битве они потеряли хороших людей.
К неудовольствию Брезана и вечному беспокойству Кируев и Рагата Протекторат контролировал четырех оставшихся пепломотов. Он даже не мог винить Инессер за то, что она привела один из них – к тому же названный в честь ее эмблемы – на переговоры. Это было впечатляющее заявление.
– Сэр, они повторяют запрос.
Брезан оскалил зубы.
– Пусть причаливают, – сказал он.
В ожидании, пока охрана пропустит гостей, Фиамонор поправила воротник Брезана. Брезан стерпел ее быстрые прикосновения. В комнате было много зеркал. Он не видел ничего дурного в своем воротнике, но, возможно, Фиамонор тоже нервничала.
Охрана сообщила ему, что генерал Инессер и ее свита прошли проверку. Конечно, они это сделали. Брезан дал четкие инструкции, чтобы ей и ее собственной охране было разрешено иметь при себе любое оружие. Да поможет пламя тому, кто попытается оставить Кел без их проклятых пушек. Со своей стороны, Брезан жил с неприятным осознанием того, что можно иметь всю огневую мощь, какую захочешь, но от нее не будет толку, если ты хуже стреляешь. Он теперь почти не ходил на стрельбище, полагая, что служба безопасности может поражать цели лучше, чем он, а ему лучше заниматься бумагами, которые бросает в его сторону премьер-министр.
К тому времени, как двери распахнулись, Брезан уже погрузился в медитацию, чтобы успокоиться. Он ненавидел медитацию, но дыхательные упражнения помогали. Это испытание не закончится быстро. Они встретятся и будут обмениваться любезностями в течение первого часа – если повезет. (Он этому выучился.) Станут ходить вокруг да около главной темы, пока Инессер не проверит его на слабости. Только убедившись в плодотворности своего подхода, она начнет переговоры. К счастью, последние несколько лет он еще и сражался с Микодезом. У него был шанс.
Все приготовления вылетели из головы, как только он увидел двух женщин, которых привела с собой Инессер.
Его взгляд сначала остановился на более высокой из этой пары, в многослойных одеждах всех оттенков синего. Шелковая блузка поверх асимметричной шелковой юбки с запахом. Бледно-голубая кружевная шаль и шарф в тон, сверкающие звездчатыми сапфирами и голубыми бриллиантами, чьи сердца сияли, как треснувший лед. Серебристо-голубой гребень, украшенный еще большим количеством драгоценных камней, удерживал ее зачесанные назад волосы. Даже волосы у нее были настолько черные, что отливали синевой. Только ее глаза не были голубыми.
В последний раз, когда он видел ее, они чопорно попрощались, прежде чем она удалилась в колонию, где доминировали Андан. Она утверждала, что простила его за предательство, но он сомневался. Андан Тсейя, прекрасная, как всегда: дочь убитого анданского гекзарха, а когда-то – возлюбленная самого Брезана.
Тсейя смотрела на него, скривив губы, и казалась спокойной. Сотни вопросов застряли у Брезана в горле, потому что другой женщиной была его сестра, полковник Кел Миузан.
