Брезан не разговаривал ни с кем из своей семьи после той катастрофической беседы с Миузан. Но иногда, в редкие свободные минуты он доставал видеозапись, сделанную его средним отцом, где Миузан давала ему «урок дуэли». Сердце у него болело не из-за дуэли – он привык, что Миузан его бьет, – а из-за двух других сестер, которые дружно ссорились на заднем плане из-за того, кто съел больше рисовых шариков.
Миузан мало изменилась за прошедшие годы. Ее униформа была в полном парадном режиме. Даже прическа у нее была та же – привычная корона из косичек, строго зачесанных назад.
Он почти выпалил ее имя. Но ее подбородок был высоко поднят, и абсолютная враждебность в темных глазах сообщила Брезану, что она пришла не потому, что хотела пожелать ему добра. Все было сказано и сделано; они по-прежнему находились по разные стороны баррикад.
И, наконец, сама Инессер. Безупречная кожа цвета слоновой кости не соответствовала ее возрасту, за исключением характерных мелких морщинок в уголках глаз, но большинство людей предпочитали выглядеть моложе своих лет. Ее мундир тоже был полностью парадным и не более изысканным, чем у Миузан, за исключением генеральских крыльев на груди, где у Миузан была полковничья звезда. Единственной уступкой личному тщеславию были волосы Инессер – с кончиками, выкрашенными в анданский синий цвет в знак уважения к любимой прабабушке из этой фракции. Брезана волновали не столько волосы, сколько то, что она улыбалась ему с восторгом, который обычно приберегают для медлительной добычи.
– Добро пожаловать на Истейю-Прайм, генерал, – сказал Брезан, сосредоточившись на лице Инессер. У него был долг хозяина. Кроме того, это избавило его от неловкого признания, что его бывшая любовница и разгневанная сестра находятся в одной комнате с ним. – Могу я предложить вам прохладительные напитки?
Зависшая рядом Фиамонор указала на ассортимент доступных закусок, от стандартного меню офицерского стола до деликатесов, которые они смогли наскрести. Брезан шокировал поваров, предложив свою помощь в приготовлении пищи. Он все еще сожалел о том, что был слишком занят обсуждением мер безопасности с Эмио и не смог вмешаться в это дело, особенно потому, что хотел знать, как они ухитрились сделать этот причудливый кули́
[4] для пирога с таро. Кое-кто из сотрудников Брезана поспорил, прикоснется ли Инессер к пряным соленьям. Личным правилом Брезана было избегать пари, особенно с персоналом, но, честно говоря, зачем кому-то во время переговоров есть то, что едят каждый день?
Улыбка Инессер стала шире, и это означало, что она распознала тактику затягивания.
– У вас ведь нет под рукой ничего алкогольного? Я устала от чая и воды.
Неужели он должен был воспринять это как вызов?
– Так уж бывает, – сказала Фиамонор и обратила внимание Инессер на шкаф, заполненный разнообразными сортами рисовых вин, виски и коньяков. Инессер безошибочно остановила свой выбор на самом дорогом спиртном из имеющихся в наличии. Брезан сверился со своим аугментом по поводу продовольственного бюджета и поморщился. Ну ладно, у них все равно было только две бутылки, что ограничивало объем ущерба, который она могла нанести. И, может быть, в состоянии опьянения генерал-протектор становилась доверчивее.
– Не желаете ли сесть? – сказал Брезан Миузан и Тсейе, обращаясь к точке, расположенной посередине между двумя женщинами. Надо же, Инессер привела именно тех людей, которые в целой галактике лучше всех могли вывести его из равновесия. Он не собирался позволить ей одержать верх.
В такие моменты он скучал по Черис больше, чем когда-либо. Но, в конце концов, он смирился с тем, что Черис ушла – ушла навсегда. С его-то удачей, ее убило метеоритом на какой-нибудь планете, про которую никто не слышал, и они никогда не узнают, что с ней стало.
Фиамонор еще раньше приготовила круглый стол для совещаний, старательно соблюдая симметрию. Даже свечи в форме цветка, плавающие в чаше с водой в центре стола, отличались радиальной симметрией. Свечи были закреплены проволокой, чтобы не уплыли в сторону.
– Благодарю вас, верховный генерал, – прошептала Тсейя Брезану, когда стало ясно, что Миузан не собирается с ним разговаривать. – Ну что, полковник?
Из вежливости на спинку кресла Инессер была накинута салфетка с эмблемой «Три пустельги, три солнца». Брезан надеялся, что генерал не обидится на то, что они напечатали эту штуку на принтере, а не заказали у преданных ремесленников, чтобы те соткали ее вручную. Не моргнув глазом, Миузан села справа. Тсейя заняла место слева, криво усмехнувшись.
– Вы все равно откажетесь, полковник, – сказала Инессер, – но я спрошу, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь?
– Нет, спасибо, – ответила Миузан. – Верховный генерал?
Не было никакого тактичного способа сообщить, как странно звучит этот титул в ее устах, поэтому он ограничился тем, что просто покачал головой. Он привык испытывать подобное в разговорах с другими людьми, но не со своей старшей сестрой. Кроме того, он не хотел оказаться в невыгодном положении в химическом смысле, имея дело с Инессер. Фиамонор заранее накормила его детоксикационными препаратами в качестве меры предосторожности, но пробудилась паранойя, что именно на этот раз они не подействуют.
Инессер неспешно подошла к своему креслу с бокалом в руке, сделала большой глоток и, прежде чем сесть, передала салфетку Миузан. Не говоря ни слова, Миузан разгладила ткань и отложила в сторону.
– Верховный генерал, – сказала Инессер, – давайте перейдем к делу. Не думаю, что ваше время менее ценно, чем мое.
– Конечно, генерал-протектор, – сказал Брезан. – У вас есть какое-то предложение относительно Истейи?
Он не мог придумать никакой другой причины, по которой они оба оказались здесь. Одна из планет этой системы была главным источником сырья, необходимого для изготовления упряжи мот-двигателей. Протекторат и Конвенция боролись за контроль над системой, каждый из них отчаянно хотел быть тем, кто вернет себе способность производить новые пепломоты.
Инессер фыркнула.
– Дело не только в системе Истейя, – сказала она. – Вы думаете о деталях, верховный генерал. Хотя, стоит признать, мот-верфи – это очень крупные детали. Но в нашей работе… – она говорила с ним почти как с равным, – …мы не можем позволить себе отвлекаться от общей картины. Нет. У меня есть предложение.
«Общая картина» могла означать любую из шестидесяти миллионов различных вещей в зависимости от контекста. Брезан холодно улыбнулся ей.
– Что же такое срочное вынудило вас признать мое существование после того, как наш последний контакт прошел столь неудачно?
Девять лет того, что генерал Рагат, редко прибегавший к эвфемизмам, назвал «тушением пожаров». Протекторат и Конвенция изодрали общие границы в клочья, и единственным, что заставило их приостановить военные действия, было осознание того, что сопредельные державы без колебаний проглотят обоих, стоит им ослабить бдительность. Все, от Хафн до таурагов, отгрызали себе куски пограничной территории. Хафн отвлеклись из-за внутреннего кризиса, но были и другие. И даже тогда перемирие едва не наступило слишком поздно.
