17
Интерлюдия: станция Тефос, 280 лет назад
У Джедао был перечень того, что ему не нравилось в бытии ревенанта. Неспособность спать оказалась в самом начале списка. Он задержался в тускло освещенной комнате не по собственному выбору, а потому, что его якорь, белокурый парнишка-Хафн, заснул на диване после очередного раунда секса.
Куджен уже встал и сидел на краю дивана, великолепный в своей наготе, делая пометки на планшете.
– Ты собираешься что-то сказать, – сказал он, не поднимая глаз, – так что давай покончим с этим.
– Я и не думал разочаровывать тебя, Нирай-чжо, – сказал Джедао с оттенком сарказма. – Я думал только о том, как приятно будет доложить о тебе Командованию Кел.
– Это не принесет никакой пользы, – невозмутимо ответил Куджен. – Половина коллективного разума все еще убеждена, что следует выбросить ключ и оставить тебя в темноте навсегда. Что еще можно устроить, если в тебе проснулся мазохист.
Джедао ничего не сказал. Куджену нравилось подтрунивать над его страхом перед темнотой. Он прекрасно понимал, что его отпустили из «черной колыбели» благодаря Куджену; что его необычная степень свободы во время этой прогулки была еще одним таким подарком. Когда Командование Кел приказывало приковать его к очередному якорю, Джедао обычно не имел никакого влияния на таковой, не считая возможности с ним говорить, – и его никто другой (кроме Куджена) не мог услышать. На этот раз, однако, Куджен отрегулировал связь так, чтобы Джедао мог в определенной степени контролировать тело.
Куджен положил планшет на стол рядом с диваном и откинулся назад, безвольно прильнув к сгибу руки Джедао. Джедао испытывал двойственные чувства по поводу того, считать ли это тело «своим», поскольку, строго говоря, у парнишки-Хафна не было выбора в этом вопросе. Но укрепленная якорная связь означала, что он мог чувствовать то же, что и тело, как будто – почти – сам обитал в нем. Куджен изо всех сил старался продемонстрировать преимущества этого.
– Учитывая, как усердно Командование Кел использовало тебя при жизни, – сказал Куджен хриплым голосом, – я подумал, что ты будешь рад небольшому отпуску.
Он перевернулся на другой бок и начал покрывать челюсть и мочку уха Джедао ленивой и извилистой чередой поцелуев.
Тело проснулось; Джедао воспользовался его голосом, чтобы заговорить. Он все еще не совсем привык к чистому, прозрачному тенору и характерному чужеземному акценту. Но, конечно, Куджен выбрал юношу за красоту, в том числе и за красоту голоса.
– Если Командование Кел решит провести инвентаризацию «черной колыбели», пока мы здесь, нам крышка.
Куджен пожал плечами. Джедао ощутил движение рукой. Близость Куджена, совершенство его конечностей, словно выписанных одним движением кисти, произвели обычный, тщательно просчитанный эффект, и член Джедао начал твердеть.
– Мой двойник справится с этим, – сказал Куджен. – Они ничего не поймут. Кроме того, – и он потянулся, чтобы положить руку на вьющиеся светлые волосы на груди Джедао, – ты действительно должен научиться наслаждаться возможностью расслабиться, пока она у тебя есть.
– В следующий раз ты скажешь, что делаешь это ради меня. – Джедао с усилием сохранял неподвижность, хотя ничего не мог поделать с бешено колотящимся сердцем. Куджен не мог не знать об этом.
Глаза Куджена расширились.
– Но это так, мой дорогой. Даже ты не сможешь так долго выдерживать сенсорную депривацию. – Он приподнялся, чтобы оседлать Джедао, и подтолкнул его в сторону, чтобы освободить достаточно места для своего колена. (Кушетка была широкая, но все же.) – Мы ведь обещаны друг другу, не так ли? Что не принесет мне никакой пользы, если ты сойдешь с ума в «черной колыбели» в перерыве между миссиями.
– Ты имеешь в виду между свиданиями, – парировал Джедао.
– Я сказал то, что имел в виду, – довольно мягко ответил Куджен, но его пальцы впились в кожу Джедао, оставляя следы.
Джедао напрягся, сопротивляясь, несмотря на удовольствие и воспоминания об удовольствии. Он закрыл глаза.
– Перестань думать, – прошептал Куджен ему прямо в ухо. Его рука шевельнулась – раз, другой. Джедао стиснул зубы, чтобы не застонать. – Сможешь ненавидеть меня завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. В конце концов, у нас для этого впереди целая вечность.
– Я никогда не забуду, кто ты, – сказал Джедао, все еще не открывая глаз. Если он не смотрел, то мог притворяться, что это просто секс, никаких обязательств, никаких осложнений, а не последняя уловка в игре, разворачивающейся на протяжении веков.
– Я и не ждал от тебя иного, – невозмутимо ответил Куджен. Мало-помалу он двинулся вниз, оставляя за собой шлейф прикосновений, похожих на крылья мотылька, и через некоторое время начал действовать ртом.
«Я не забуду», – подумал Джедао в последние мгновения перед тем, как сдаться. Пока Куджен трудился, Джедао развлекал себя мыслями о его убийстве. Удар по голове сбоку. Удушение – хотя тело Куджена было, к сожалению, сильнее, так что об этом способе лучше забыть. Выдавить ему глаза большими пальцами. Грязно, но разве смерть бывает иной? На долю Джедао выпало немало безобразных смертей.
– О, так вот о чем ты думаешь, – проговорил Куджен почти беззвучным шепотом, безупречно подгадав момент. – Ты так предсказуем, дорогой.
Джедао проклял бы себя за то, что был таким очевидным. Но самое прекрасное заключалось в том, что здесь и сейчас это не имело значения. Это не имело никакого отношения (так он говорил себе) к планам, которые они оба придумывали или использовали друг против друга.
И даже лучше: каким бы омерзительным ни было происходящее (последнее злодеяние в длинной череде), Куджену действительно было наплевать; и сейчас, и потом; он бы не осудил Джедао. Это было самое головокружительное обольщение, на какое гекзарх был способен. И хорошо, потому что Джедао был не в том положении, чтобы сказать «нет».
18
Через шесть минут после того, как его якорь отпустил Джедао, Куджен взял на себя непосредственный контроль над телом мужчины, провел его в одну из внутренних комнат и усадил. Куджену уже давно не приходилось прибегать к этому средству. Движениям не хватало определенной грации. Он по-прежнему использовал Нирай Махара в качестве своего якоря наполовину ради того, чтобы наслаждаться его красотой. Но было приятно напомнить Махару, что за любую уступку приходится платить.
Куджен подождал, пока Махар поймет, что он отпустил струны марионетки. Минуты шли незаметно. Наконец Куджен сказал голосом, который мог слышать только Махар:
– Ты можешь рассказать мне, что тебя так расстроило.
– С чего бы мне расстраиваться? – сказал Махар дружелюбным тоном, но после шестидесяти лет, проведенных в рабстве друг у друга, Куджена непросто было одурачить. – Я скорее трахну кальмара, чем прикоснусь к этому существу.
