Вулф кивнул:
– Просили ли вы мистера Андерсона об одолжении, о котором попросили меня?
– Нет.
– Почему?
Мисс Барстоу замялась:
– Ну… Мне показалось, в этом нет необходимости. Показалось… Я не знаю, как объяснить.
– Пошевелите мозгами, мисс Барстоу. Не потому ли, что вы посчитали маловероятным, чтобы он раскопал что-либо достойное упоминания?
Она полностью овладела собой. Ее руки – чертовски приятные руки с крепкими пальцами лежали сжатыми в кулачки на коленях.
– Нет! – отрезала она.
– Прекрасно. Тогда что заставило вас счесть вполне вероятным, по крайней мере возможным, что мое расследование принесет более существенные результаты?
Она начала было:
– Я не считала…
Но он прервал ее:
– Ну же, возьмите себя в руки. Я задал прямой и честный вопрос. Вы ведь сочли меня более компетентным, не так ли? Поскольку я первым добрался до истины?
– Да.
– Иными словами, поскольку я каким-то образом узнал, что ваш отец был убит отравленной иглой, выпущенной из рукоятки клюшки для гольфа?
– Я… я не знаю, мистер Вулф.
– Мужайтесь. Скоро это закончится. Следующий вопрос продиктован одним лишь любопытством. Откуда взялась эта странная уверенность, будто я столь исключительная личность, что положительно отзовусь на идиотскую просьбу, которую вы вознамерились мне изложить?
– Даже не знаю. Вообще-то, никакой уверенности у меня не было. Но я решила попытаться. И еще я слышала, как один университетский профессор – Готлиб, психолог, – упоминает ваше имя… Он написал книгу «Современное раскрытие преступлений».
– Да. Книга, которую сметливый преступник просто обязан разослать всем знакомым детективам в подарок.
– Возможно. Его мнение о вас более лестное. Когда я позвонила профессору Готлибу, он сказал, что вы не поддаетесь анализу, так как обладаете поистине дьявольской интуицией, и что вы чуткий художник, а еще человек чести. Это произвело впечатление… Вот я и решила повидаться с вами. Мистер Вулф, я прошу вас… прошу вас…
Я был уверен, что она сейчас расплачется, и мне этого не хотелось. Но Вулф бесцеремонно прервал ее:
– Это все, мисс Барстоу. Это все, что я хотел узнать. Теперь моя очередь попросить вас о любезности: не позволите ли вы мистеру Гудвину проводить вас наверх и показать вам мои растения? – Сара Барстоу уставилась на него, а он продолжил: – Никаких уловок с моей стороны. Я всего лишь хочу остаться наедине с дьяволом. На полчаса, пожалуй. И кое-кому позвонить. Когда вы вернетесь, у меня будет для вас предложение. – Он обратился ко мне: – Фриц позовет вас.
Мисс Барстоу встала и пошла со мной, не проронив ни слова. Я решил, что оно и к лучшему, так как ее походка была нетвердой, а состояние в целом даже наводило на подозрение, что она малость не в себе. Чтобы не затруднять мисс Барстоу подъемом по лестнице, я провел ее по прихожей к лифту Вулфа. Когда мы вышли на верхнем этаже, она схватила меня за плечо:
– Мистер Гудвин, почему мистер Вулф отослал меня сюда?
Я покачал головой:
– Бесполезно меня спрашивать, мисс Барстоу. Даже если бы я и знал, то не сказал бы. А поскольку я ничего не знаю, то не лучше ли нам полюбоваться цветами?
На звук открывшейся двери в коридор из помещения, где растения высаживались в горшки, выглянул Хорстман.
– Все в порядке, – успокоил я. – Мы тут посмотрим немного?
Он кивнул и быстро исчез.
Сколько бы раз я ни бывал в оранжерее, все равно неизменно заходил туда, затаив дыхание. Подобное я испытывал и от некоторых других вещей: например, сколько бы раз я ни видел, как Снайдер
[6] подпрыгивает, одной рукой принимая опасную подачу – словно одна молния останавливает другую, – сердце неизменно замирает. Вот так и с оранжереей.
Вулф использовал бетонные стойки и стеллажи из металлических уголков, а также систему распыления, изобретенную Хорстманом для увлажнения. Здесь было три основных помещения: одно для каттлей, лелий и гибридов, другое – для гибридов одонтоглоссумов, онцидиумов и мильтоний, а третье представляло собой тропический уголок. Еще тут имелось помещение для пересадок, каморка Хорстмана и угловое помещение для размножения орхидей. Расходные материалы – горшки, песок, сфагнум, перегной из листьев, суглинок, корни чистоуста, древесный уголь и черепки – хранились в неотапливаемой и незастекленной комнате возле наружной шахты лифта.
Поскольку стоял июнь, на рамах были установлены затеняющие реечные экраны, и все внутри: широкие листья, цветки, узкие проходы, десять тысяч горшков – было покрыто узорами из полосок света и тени. Мне это нравилось – так казалось эффектнее.
Для мисс Барстоу посещение оранжерии стало уроком. Она училась любоваться цветами. Конечно же, поначалу необходимость разглядывать их нравилась ей не больше, чем мне ее просьба игнорировать предложение о награде. Впрочем, ей хватило воспитания, чтобы у первых рядов каттлей изобразить вежливый интерес к увиденному. Первым, что все-таки задело ее за живое, был небольшой стебель примерно с двадцатью цветками Laeliocattleya Lustre. Я был весьма доволен, поскольку это одно из моих любимых растений.
– Поразительно, – произнесла она. – Ничего подобного не видела. Цвета изумительны.
– Да. Это межродовой гибрид, в естественной природе их не существует.
Она заинтересовалась. В соседнем проходе располагались Brassocattlaelia Truffautianas, и я срезал парочку цветков и вручил ей. Я немного рассказал о скрещивании, рассаде и прочем, но мисс Барстоу, похоже, не слушала. В следующем помещении меня постигло разочарование. Одонтоглоссумы ей понравились больше каттлеи и ее гибридов! Я заподозрил было, что все дело в высокой стоимости и сложности выращивания, но выяснилось, что причина ей неведома. О вкусах не спорят, махнул я рукой. А больше всего – даже после посещения тропического отсека – ей понравилась малютка Miltonia blueanaeximina, на которой я никогда не задерживал взгляд. Мисс Барстоу восхитилась изяществом ее форм. Я кивал, начиная терять интерес. К тому же меня сильно занимало, что же замышляет Вулф. Наконец появился Фриц. Он подошел прямо к нам, поклонился и церемонно объявил, что мистер Вулф нас ожидает. Я усмехнулся и с удовольствием ткнул бы его в бок, когда проходил мимо, но знал, что он никогда мне этого не простит.
Вулф так же сидел в кресле, и я не заметил никаких признаков, что он покидал его. Он кивком предложил нам с мисс Барстоу сесть и поинтересовался:
– Вам понравились цветы?
– Они поразительны. – Она смотрела на него уже иными глазами, для меня это было очевидно. – В них слишком много красоты.
