Эллиот, объяснил молодой человек, является редактором «Городской медицины». Я спросил, можно ли с ним поговорить. Парень вновь исчез за дверью, и в следующий миг она еще раз распахнулась, и на пороге возник крупный краснолицый мужчина без пиджака. Он принадлежал к тому типу людей, которые не утруждают себя церемониями.
– Что такое? Что случилось?
Я объяснил. Редактор вытер лоб носовым платком и сообщил, что присутствовал на встрече, доклад доктора Брэдфорда оказался крайне интересным и вызвал аплодисменты собравшихся. Он как раз писал отчет для августовского номера. Я поспрашивал его, и он любезно удовлетворил мое любопытство. Да, он говорит именно о докторе Натаниэле Брэдфорде, чей кабинет находится на Шестьдесят девятой улице. Он знает его вот уже много лет. Мистер Эллиот затруднился ответить, в каком часу Брэдфорд прибыл в отель, но это была встреча с обедом, и в семь часов он видел Брэдфорда за столом, а пол-одиннадцатого уже на трибуне.
Боюсь, я не поблагодарил его при уходе. По дороге назад я был зол, словно самонадеянный юнец. Конечно же, злился я на Брэдфорда. Какого черта он ошивался со своим докладом по неврологии на собрании, когда в моем представлении должен был вонзать нож в Карло Маффеи в округе Уэстчестер?
И все-таки, не будь я так зол, мне, пожалуй, понадобился бы еще год, чтобы встретиться с доктором Натаниэлем Брэдфордом. На этот раз его дожидались два пациента. Доктор был на месте. Я потребовал у девушки за конторкой лист бумаги, сел и, подложив под листок журнал, написал:
Доктор Брэдфорд, на протяжении последних дней я был уверен, что Вы убийца, но теперь знаю, что Вы просто сваляли дурака. То же самое могу сказать о миссис Барстоу, ее сыне и дочери. Мне понадобится не более трех минут, чтобы выложить Вам, что мне известно.
Арчи Гудвин,
от имени Ниро Вулфа
Прежде чем оба пациента озаботились, что появился кто-то еще, я подошел к девушке и заявил, что буду следующим. Она раздраженно принялась объяснять, что означает запись на прием. Я перебил ее:
– С вашей приемной ничего не случится, если вы просто передадите ему эту записку. Ей-богу, я спешу. Будьте человеком. Дома меня ждет сестра. Но не читайте ее сами, так как там ругательства.
С видимым отвращением она взяла записку и скрылась с ней за дверью, куда заходили пациенты. Через некоторое время она вернулась и, стоя на пороге, объявила мое имя. Шляпу я прихватил с собой, поскольку времени вызвать фараонов у них было достаточно.
Одного взгляда на доктора Брэдфорда хватило, чтобы понять: свои подозрения я лелеял совершенно впустую и вполне мог этого избежать, случись ему попасться мне на глаза ранее. То был высокий, степенный и благообразный джентльмен прославленной старой закваски. И к тому же у него были бакенбарды! Возможно, в некий исторический период субъект с бакенбардами и мог вонзить нож ближнему в спину, но те времена давно миновали. В наши дни подобное немыслимо. У Брэдфорда бакенбарды были седые, как и волосы на голове. По правде сказать, каким бы прочным ни казалось его алиби на пятое июня после моей поездки на Сорок первую улицу, я все равно готов был выискивать в нем трещину, но только до тех пор, пока не увидел его.
Я подошел к столу, за которым он сидел, и остановился. Он смотрел на меня, пока за девушкой не закрылась дверь, и затем произнес:
– Ваша фамилия Гудвин. Вы тоже гений?
– Да, сэр, – ухмыльнулся я. – Заразился от Ниро Вулфа. Я, естественно, помню, как он сказал мисс Барстоу, что является гением, а она, конечно же, передала это вам. Может, вы решили, что это всего лишь шутка.
– Нет. Я стараюсь ко всему подходить непредвзято. Но гений вы или нахальный осел, я не могу заставлять своих пациентов ждать, пока разбираюсь тут с вами. Что это за записку вы мне послали? Наживка? У вас три минуты на объяснения.
– Это даже много. Дело заключается в следующем: Ниро Вулфу стали известны некие факты. Из этих фактов он вывел некое заключение относительно причины смерти Барстоу. Когда вскрытие подтвердило данное заключение, оно тем самым подтвердило и упомянутые факты, сделав их неотъемлемой частью картины. Так что, кто бы ни убил Барстоу, он должен соответствовать этим фактам. Барстоу им не соответствуют, никто из них. Как и вы. Вы признаны негодным.
– Продолжайте.
– Продолжать?
– Вы неплохо все изложили в общих чертах. А теперь поподробнее.
– О нет, – покачал я головой. – Наши гении работают совсем не так, и нас нельзя просто взять и потрясти, чтобы вылущить, как арахис. Во-первых, это займет много больше трех минут. Во-вторых, чего вы ожидаете за просто так? Ну вы и наглец! Происходит нечто, из-за чего вы не в состоянии отличить коронарный тромбоз от эпилептического припадка. Вот уже несколько дней вы так изводитесь, что даже боитесь подходить к телефону. И Ниро Вулф должен тратить свое время и деньги, чтобы разогнать сгустившиеся над вашей головой тучи, да еще ничем вам не досаждая. Мне пришлось выкинуть фортель с запиской, чтобы удостоиться чести лицезреть ваши бакенбарды. Ну вы и наглец!
– Боже мой! – рявкнул доктор Брэдфорд. – Ваше возмущение красноречиво и весьма образно, но ничего, кроме самого возмущения, не демонстрирует. – Он бросил взгляд на часы. – Мне нет нужды говорить вам, мистер Гудвин, что я неимоверно заинтригован. И хотя я по-прежнему считаю раздувание кладбищенских скандалов крайне низким способом зарабатывать на жизнь, я все-таки буду премного благодарен вам и Ниро Вулфу, если за пространным заявлением последуют объяснения. Вы сможете вернуться сюда к половине седьмого?
– Я всего лишь посланник, – покачал я головой. – Ниро Вулф обедает в семь. Он проживает на Западной Тридцать пятой улице. И он приглашает вас к себе на обед этим вечером. Как?
– Нет. Об этом не может быть и речи.
– Хорошо. Тогда у меня все. – Я был сыт по горло этим старым замшелым столпом общества. – Если у вас от любопытства начнется чесотка, нас не вините. Нам не особенно-то и нужно, что вы можете сообщить. Мы всего лишь хотели закрыть дело и двигаться дальше. Мои три минуты истекли.
Я развернулся, чтобы выйти, и, хотя я не спешил, все-таки успел дойти до двери и взяться за ручку.
– Мистер Гудвин… – (Не отпуская ручки, я оглянулся на него.) – Я принимаю приглашение мистера Вулфа. Буду у него в семь.
– Хорошо, я оставлю адрес у девушки, – ответил я и вышел.
Глава 12
Порой я задавался вопросом: сколько людей в Нью-Йорке охотно ссудили бы Ниро Вулфа деньгами? Полагаю, более тысячи. И это притом, что я вывел данную цифру посредством тщательного отбора. Конечно же, еще больше было благодарных ему и никак не меньше имевших причины ненавидеть его. Но все-таки вас должны связывать с человеком особые отношения, чтобы в ответ на просьбу о деньгах вы получили нечто более вещественное, чем нахмуренные брови и невнятное бормотание. Доверие, расположение и благодарность без малейшего намека на тягостные обязательства, которые могли бы эти отношения испортить. По меньшей мере тысяча. Не то чтобы Вулф когда-нибудь пользовался этим. Помню, пару лет назад мы какое-то время испытывали действительно серьезные финансовые затруднения, и я предложил обратиться к мультимиллионеру, который был обязан Вулфу жизнью. Вулф отказался: «Нет, Арчи. Так уж предопределено природой, что, когда ты преодолеваешь инерцию, движущая сила возрастает пропорционально. Если я начну брать в долг, то рано или поздно попробую одолжить у министра финансов золотой запас». Я ответил, что при существующем положении дел нас он вполне устроил бы, но Вулф меня и слушать не стал.
