Ни один мускул не дрогнул на лице Мануэля, и в его голосе также не было заметно перемены. Смотря прямо Вулфу в глаза, он ответил:
– Если вам все это известно, хотя я и сомневаюсь в этом, разве это не информация для окружного прокурора?
– Конечно. Вы хотите, чтобы я передал ее ему?
– Я? Хочу? Ну конечно, если она у вас есть.
– Хорошо. – Вулф направил на него палец. – Я скажу, как нам следует поступить, мистер Кимболл. Сделайте мне одолжение. По дороге домой сегодня загляните в контору мистера Андерсона. Расскажите ему, какой информацией я обладаю, и предложите послать за ней. А теперь… Я прошу прощения… Настало время ланча. Могу я сделать вам комплимент? Окажись в вашем положении кто-либо другой, с кем мне доводилось сталкиваться, я постарался бы как можно дольше держать его в неведении. В данном же случае, я полагаю, мне полезнее будет отправиться на ланч.
Мануэль встал:
– Должен предупредить вас, что прямо отсюда я направляюсь к своему адвокату. Он свяжется с вами.
– Лучшего хода вам и пожелать нельзя, – кивнул Вулф. – Очевидный, но все равно лучший. Ваш отец удивится, если вы этого не сделаете.
Мануэль Кимболл направился к двери. Я встал и пошел за ним, чтобы соблюсти приличия, однако он оказался на улице раньше, чем мне удалось проявить вежливость.
Я вернулся к Вулфу. Он сидел, откинувшись назад и закрыв глаза. Я задал вопрос достаточно громко, чтобы разбудить его:
– Он приходил сюда, чтобы выяснить, не следует ли ему убить отца в эти выходные?
Вулф вздохнул, открыл глаза и покачал головой:
– Ланч, Арчи.
– Он будет готов лишь через десять минут. Фриц вернулся в час.
– Пока сойдут анчоусы и сельдерей.
И мы отправились в столовую.
Тут-то, в этой самой точке, дело Барстоу – Кимболла и заглохло. По крайней мере, заглох Вулф, а для меня все дело сводилось к его участию. Это не был рецидив. Вулф просто закрылся. За ланчем он жадно поглощал еду, но на слова был скуп. Когда с едой было покончено, он отправился в кабинет и сел за стол. Я занял свое место и взялся за кое-какие отложенные дела, но особого тщания они не требовали, и я то и дело поглядывал на Вулфа, гадая, когда же он раскроется. Хотя его веки были опущены, он, должно быть, чувствовал мои взгляды, потому что вдруг посмотрел на меня и произнес:
– Черт побери, Арчи, можешь ты не шуршать бумагой?!
– Ладно, я уберусь. Но куда, черт побери?! Вы что, язык проглотили?
– Куда угодно. Сходи прогуляйся.
– А вернуться когда?
– Когда хочешь. Не важно. К обеду.
– Как думаете, Мануэль прикончит своего старика?
– Убирайся, Арчи!
Мне показалось, что он просто измывается надо мной, поскольку было уже полчетвертого и всего через полчаса он все равно отправился бы наверх в оранжерею. Но, видя его настроение, я счел за благо надеть в прихожей шляпу и выйти из дому.
Я отправился в кино подумать, и чем больше думал, тем неуютнее мне становилось. Визит Мануэля Кимболла и его вызов – именно так это и стоило расценивать – почти, черт побери, увенчался успехом, насколько я понимал. Я и ранее осознавал, что мы весьма далеки от того, чтобы назвать миссис Барстоу адрес, куда отправлять чек, но не понимал до конца, что у нас на руках мало что есть. Мы выяснили кое-что, себе в удовольствие, но доказательств того, что имело место убийство, у нас было не больше, чем в самом начале. Не говоря уже об уликах, изобличающих убийство. Но и это еще не все. Худшее заключалось в том, что двигаться нам некуда. Допустим, убийца – Мануэль Кимболл. И как же его поймать? Отыскать клюшку? Дохлый номер. Я буквально видел, как он на бреющем полете швыряет в реку или водохранилище драйвер с привязанным к рукоятке куском свинца. Выяснить, как к нему попал яд? Почти так же безнадежно. Он планировал преступление, быть может, годами, и точно несколько месяцев. Возможно, яд у него уже был, когда он с отцом уезжал из Аргентины. Как бы то ни было, он мог получить его оттуда когда угодно… Поди поймай его. Заставить его поговорить с миссис Риччи по телефону, чтобы она опознала голос. Ну да, конечно. Присяжным хватит этого, чтобы признать его виновным, даже не покидая зала суда для совещания.
Я просидел в кинотеатре целых три часа, не замечая, что происходит на экране, и в результате обзавелся лишь головной болью.
Не знаю, чем занимался Вулф остаток субботы и воскресенье. Может, только и делал, что бился головой о стену, как я? Возможно. Не слишком-то общительным он был. А может, ожидал, что Мануэль предпримет какие-нибудь действия? Однако единственное, что мог предпринять Мануэль, – это убить своего отца. И что бы мы тогда делали? Андерсон наверняка бросит нас на произвол судьбы. И хотя ни Вулф, ни я не стали бы надрывать спину ради Э. Д. Кимболла, но за пятьдесят штук определенно расстарались бы. Что же касается Э. Д. Кимболла, я считал, что его убили четвертого июня, так что он должен быть благодарен за две недели отсрочки. Но Вулф ждал не этого. Точно не этого, насколько я заключил из его слов о Мануэле вечером в воскресенье. Именно тогда он открылся и соизволил немного поговорить, пускай и не с полной определенностью. Он был настроен философски.
Шел дождь. Лило все воскресенье. Я написал несколько писем, прочел две воскресные газеты и два часа провел на крыше, болтая с Хорстманом и осматривая растения. Однако, чем бы я ни занимался, настроение у меня было никудышное. Чертов дождь не прекращался ни на минуту. Это вряд ли имело какое-то значение, будь у меня дело. Мне все равно, дождь на улице или зной, если я занят. Но вот слоняться весь день по темному и тихому дому под непрекращающийся стук капель – это не поднимало настроения. И я был только благодарен, когда около половины шестого кое-что произошло, хотя и основательно меня взбесившее.
Я сидел в кабинете, позевывая над журналом, когда зазвонил телефон. Мне хватило нескольких секунд, чтобы выскочить из кресла и перебраться за свой стол. Каково же было мое удивление, когда я поднес трубку к уху и услышал голос Вулфа. Он говорил по телефону в оранжерее. Он всегда отвечал на звонки, если оказывался там и знал, что меня нет. Но если я был дома, делать это он предоставлял мне. Но голос был определенно его:
– Вулф.
Раздался другой голос:
– Это Даркин, мистер Вулф. Все отлично. Утром она ходила в церковь, а недавно выходила в кондитерскую, купила мороженое в стаканчике. Сейчас уже вернулась. Подожду до вечера.
– Благодарю, Фред. Покарауль там до десяти. Сол будет на месте в семь утра, ты его сменишь в два.
– Понял, сэр. Что-нибудь еще?
– Пока все.
Я швырнул трубку на рычаг, надеясь, что от этого у Вулфа лопнет барабанная перепонка.
Когда полчаса спустя он объявился в кабинете, я даже не поднял на него глаза, уткнувшись в журнал и надеясь, что не держу его вверх ногами. Я высидел в этой позе еще полчаса, переворачивая страницы, когда вспоминал об этом. Я весь так и кипел.
