Так что я стояла там в серебристом мраке, ловила сердце, которое колотилось уже в районе горла, и ждала, когда он подойдет.
Джамиль и Шанг-да стояли вместе в темноте, наблюдая, но не следуя за ним, как будто он велел им оставаться на месте. Даже с моего места было заметно, что Шанг-да это не нравится. Насколько я могла видеть, Шанг-да не переоделся. Он все еще был в своем совершенно черном, полностью монохромном деловом костюме, рубашке, и при тех же аксессуарах.
Ричард встал примерно в двух футах передо мной. Он просто смотрел на меня сверху вниз и ничего не говорил. Я не могла понять выражение его лица, и не хотела снова читать его мысли.
Я сломалась первой и пробормотала:
– Прости за это, Ричард. Я не хотела вот так в тебя вторгаться. Я еще не слишком хорошо контролирую метки.
– Все в порядке, – сказал он. Интересно, почему в темноте голоса звучат настолько интимнее?
– Ты согласен с планом Ашера на сегодняшний вечер? – спросила я, больше чтобы сказать хоть что-то, пока он на меня пялится, чем для чего-нибудь еще.
Верн узнал от Миры, что Колин полагал, будто Ашер намеревается его заместить. Оба мастера были равного возраста. Колин был сильнее, но многие из его дополнительных возможностей могли происходить от связей, которые делали его Мастером Города. Мне впервые сказали, что само положение Мастера Города дает дополнительную мощь. Живи и учись.
– Я понимаю, что Ашер должен убедить Колина, что он не хочет на его место, – сказал Ричард.
Ашер решил, что лучший способ сделать это – убедить Колина, что он сходит с ума по мне и Жан-Клоду. Не уверена, что я чувствовала по поводу такого плана. Но все мы согласились, даже Ричард, что местные вампы не поверят, будто узы дружбы и ностальгии делают Ашера счастливым там, где он есть сейчас. Вампиры похожи на людей по меньшей мере в одном отношении: они поверят в сексуальное объяснение скорее, чем в невинное. Даже смерть не изменяет эту человеческую черту: стремление верить в худшее о человеке.
– Не мое дело, чем ты занимаешься или с кем ты этим занимаешься, помнишь? – Его голос был намного более нейтральным, чем слова.
– Я растерялся в ванной. Ты поймала меня врасплох.
– Я помню, – вздохнула я. Он встряхнул головой.
– Если предполагается, что мы должны щегольнуть сегодня нашей силой, это значит, что мы должны использовать метки.
– Мира сказала им, что ты ищешь новую лупу. Они знают, что мы не пара, – сказала я.
– Мы не обязаны демонстрировать им семейное счастье, Анита, только силу.
Он предложил мне руку.
Я уставилась на нее. Последний раз он вел меня через летний лес ночью, когда убил Маркуса. Ночью, когда все пошло наперекосяк.
– Я не думаю, что смогу выдержать еще одну прогулку через лес, Ричард.
Его рука сжалась в кулак.
– Знаю, что я все сделал той ночью не так, Анита. Ты никогда не видела, как я меняю форму, а я перекинулся прямо на тебе, когда ты не имела возможности уйти. Я думал об этом. Я не мог бы выбрать худший способ познакомить тебя с тем, кто я есть. Я осознаю это теперь, и мне жаль, что я тебя испугал.
“Испуг” было не вполне подходящим словом, но я не сказала этого вслух. Он извинялся, и я собиралась принять извинения.
– Спасибо, Ричард. Я не хотела причинить тебе боль. Я только...
– Не смогла этого вынести, – сказал он.
Я вздохнула.
– Не смогла этого вынести.
Он протянул руку ко мне.
– Мне жаль, Анита.
– Мне тоже, Ричард.
Он слегка улыбнулся.
– Никакой магии, Анита, только твоя рука в моей.
Я покачала головой.
– Нет, Ричард.
– Боишься? – спросил он.
Я пристально посмотрела на него.
– Когда нам придется воспользоваться метками, мы сможем коснуться; но не здесь, не сейчас.
Он потянулся дотронуться до моего лица, и я услышала, как рвется шелк его рубашки. Он опустил руку и засунул три пальца в разорванный шов.
– Это случилось уже в третий раз. – Он распялил шов на другой руке, поместив туда целую ладонь. Потом повернулся и продемонстрировал мне свою спину. С обеих сторон на плечах, как открытые рты, сияли прорехи.
Я захихикала, а я делаю это не часто.
– Ты похож на Несравненного Халка (герой комиксов и компьютерной игры, мутант с невероятными физическими возможностями. – прим. Helen).
Он выгнул руки и плечи, словно культурист на помосте. Выражение псевдо-сосредоточенности на его лице заставило меня засмеяться. Шелк разорвался с почти влажным звуком. Когда вы рвете шелк, звук получается самым близким к плоти из всех тканей; только звук кожи под лезвием кажется более живым.
Его загорелое тело бледными пятнами показалось из-под черной ткани, как будто какой-то невидимый нож полосовал ее. Он выпрямился. Один рукав разорвался по пройме так сильно, что болтался под локтем. Швы на груди были похожи на две одинаковые улыбки.
– Кажется, сквозит, – сказал он. Он повернулся и показал мне свою спину. Рубашка свалилась с его спины и повисла лохмотьями.
– Ей конец, – сказала я.
– Слишком много тренажеров с тех пор, как с меня снимали мерки.
– Еще чуть-чуть, и ты будешь слишком мускулистым, – усмехнулась я.
– Разве можно быть слишком мускулистым? – спросил он.
– Можно, – ответила я твердо.
– Тебе не нравится? – поинтересовался он. Он сжал руками перед рубашки и потянул. Шелк с тихим визгом разорвался на черные клочки. Он бросил в меня шелковым комком. Я поймала его рефлекторно, не думая.
Он взялся за то, что осталось от рубашки на плечах и стянул через голову, демонстрируя каждый дюйм своей груди, своих плеч. Он вытянул руки вверх, заставив мускулы обрисоваться под кожей от живота до плеч.
Это не только заставило меня задержать дыхание, это заставило меня забыть о том, что нужно дышать на несколько секунд, так что, когда я наконец вспомнила, выдох получился судорожным. Это уже слишком, чтобы оставаться холодной и рассудительной.
Он опустил руки и все, что оставалось – это рукава. Он стащил их, как стриптизерша снимает длинные перчатки, и позволил кусочкам шелка упасть наземь. Голый по пояс он стоял и смотрел на меня.
– И что, тебе похлопать или сказать: “Боже-боже, мистер Зееман, какие у вас большие плечи”? Я знаю, что у тебя великолепное тело, Ричард. Тебе не нужно тыкать меня в это лицом.
Он подвинулся ко мне, пока не встал так близко, что даже от одной достаточно серьезной мысли мы бы соприкоснулись.
– Какая хорошая идея, – сказал он.
