– Я спрашивал у Жан-Клода, как тебя изменили метки, насколько труднее стало нанести тебе физический вред. Он тут же догадался, почему я спрашиваю. В результате он узнал всю грустную историю про моего друга и его покойную подружку.
Я пристально посмотрела на него.
– И что он сказал?
– Он сказал: “Будь в себе уверен, mon ami. Ты – не твой друг с его печальной историей. А Анита – не человек. С нами она больше, чем человек. Мы оба стремимся к ее человечности, как к последнему огоньку свечи в мире тьмы. И нашей же любовью мы делаем ее и менее человечной, и более”.
– Ты запомнил все дословно? – удивленно спросила я.
Ричард долго и очень внимательно посмотрел на меня. Потом кивнул.
– Запомнил, потому что он прав. Прав. Мы оба любим тебя по-своему, но по одной и той же причине. Его к тебе привлекает не только сила. Ты видела в нем монстра. И то, что ты больше так не считаешь, заставляет его чувствовать себя больше человеком.
– Звучит так, будто вы немало поговорили на эту тему.
– Ага, настоящий мужской разговор, – ответил он горько и устало.
– А еще звучит так, будто ты обсуждал с Жан-Клодом то, что собираешься заняться со мной любовью, до того, как поговорить об этом со мной.
– Не прямо, – ответил он. – Не слово в слово.
– И все равно это звучит ну очень похоже на просьбу разрешения, – продолжала я.
Ричард был уже в дверях ванной.
– А что бы ты сделала, если бы мы занялись любовью, а Жан-Клод потом попытался бы меня убить? Ты бы убила его, защищая меня?
Секунду я просто смотрела на него.
– Не знаю… Я… Я бы не допустила, чтобы он тебя убил.
Ричард удовлетворенно кивнул.
– Вот именно. Если бы Жан-Клод убил меня, или я убил его, или ты убила бы одного из нас, и даже если мы пережили бы смерть, к которой сводили бы нас метки, даже если бы мы с тобой выжили, ты бы никогда не простила себя за то, что убила его. Ты бы никогда от этого не избавилась. У нас не было бы никакой жизни вдвоем. Даже мертвый, Жан-Клод преследовал бы нас.
– И ты решил сходить в разведку, – задумчиво протянула я.
– И сходил, – кивнул Ричард.
– Спросил у него разрешения, – все еще с непонятной интонацией продолжала я.
Он снова кивнул.
– Спросил у него разрешения.
– И он дал разрешение, – сказала я, так и не задавая вопроса. Голос почти звенел.
– Думаю, Жан-Клод знает, что если он меня убьет, ты убьешь его. Что ради одного из нас ты принесешь в жертву всех.
Это было так. В таком контексте звучало это, конечно, глупо, но все же было правдой.
– Думаю, да.
– Поэтому, если я смогу это вынести, и ты сама этого хочешь, то можешь встречаться с нами обоими. Можешь делить постель с каждым из нас, – его руки сжались в кулаки. – Но если я не могу получить от тебя верности, то ты не получишь этого от меня. Честно?
Я пристально посмотрела на него и еле заметно кивнула.
– Честно, но меня от этого тошнит. Сильно тошнит.
Ричард мгновенье не двигался, потом кивнул.
– Хорошо, – и закрыл за собой дверь.
Еще через секунду я услышала, как бежит вода.
А обнаженная я осталась сидеть на кровати, со всем, чего мне хотелось, преподнесенным на серебряном блюдечке. Так почему я сидела, прижимала коленки к груди, и изо всех сил старалась не заплакать?
29
Мне хотелось одеться. Именно для этого я и принесла сюда из своего коттеджа чемодан, но перед этим мне нужно было принять душ. Прошлой ночью было слишком много борьбы, пота, крови и секса, чтобы обойтись без него. Поэтому я осталась сидеть в ворохе простыней, от которых пахло одеколоном Ричард, моими духами, и исходил сладкий аромат его кожи и секса. Не заплакать у меня получилось. На самом деле, если бы Ричард поклялся мне в верности до гроба, я бы пошла в душ вместе с ним. Но он этого не сделал, и я сидела в растерянности.
В дверь постучали. Я вздрогнула и уже собиралась не обращать на это внимание, притвориться, что мы еще спим или заняты чем-нибудь другим, как стук повторился еще более настойчиво. В третий раз в дверь заколотили так, что она затряслась.
– Открывайте, полиция!
Полиция?!
– Я не одета, минуту! – крикнула я.
Правда, халат я с собой не взяла. Кроме того, у меня внезапно появилось очень плохое предчувствие. Если он просто хотел выставить нас из города, зачем заявляться так рано? Почему бы ни дать нам время собраться и уехать самим? Разве что наш отъезд его больше не волновал, по крайней мере, самостоятельный отъезд. Возможно, он узнал о развлечениях прошлой ночи. А может, собирался нас убить. Один раз я уже имела дело с продажными копами. И это здорово все усложнило. Но если встретить их с оружием, у них будет очень удобный предлог меня пристрелить. Но если не защититься, и они все равно меня пристрелят, я буду очень-очень недовольна.
– Открывай эту хренову дверь, Блейк.
Пистолет я все-таки брать не стала, я взяла трубку телефона. Но позвонила не адвокату. Карл Белизариус в своем роде неплох, но не достаточно неплох, чтобы помочь мне остановить пулю. Вместо этого я позвонила Дольфу. Я хотела, чтобы появился свидетель, которого пристрелить не получится. А ставка на копа из другого штата казалась удачной.
Телефон стоял в изголовье кровати около моей подушки. Под подушкой покоился браунинг, но если мне придется потянуться за ним, считайте, я мертва.
– Сторр, – ответил Дольф.
– Это Анита. Уилкс со своими помощниками собираются выломать дверь.
– Причина? – коротко спросил он.
– Пока не знаю.
– Уже связываюсь по другой линии с федеральными копами.
– Зачем? Только из-за того, что ко мне в дверь ломится полиция, а я не открываю?
– Анита, если тебе не нужна помощь, зачем ты звонишь?
– Хочу, чтобы у меня на телефоне висел другой коп, когда они войдут.
Секунду или две я слушала, как Дольф дышит.
– Не бери в руки пистолет. Не давай им повода.
И в этот момент распахнулась дверь. Первым в дом ворвался Мейден. Он прикрывал нижнюю часть комнаты, а высокий помощник со шрамом – верхнюю. В результате оба они наставили пушки на меня. Здоровый сорок пятый Мейдена смотрелся в его больших руках как надо.
Я осталась стоять, где была, одной рукой прижимая к груди белую простыню, держа в другой телефонную трубку, и очень старательно не двигалась. Я замерла, а сердце колотилось так сильно, что легкие вместо воздуха наполнял звук его биения.
