Роуз вдруг вспомнила о любимом мамином свитере из кашемира, с вечно модным цветочным рисунком на насыщенном коричневом фоне. Он явно был слишком мал для отца. Но можно ли превратить его во что-то другое? Она зашла в гардероб и сняла свитер с вешалки. Как только Роуз прижала его к щеке, ее переполнил запах, которым могла пахнуть только мама. Ароматы наслаивались один на другой. Сначала ландыши, росшие на заднем дворе их дома в пригороде Филадельфии. Потом запах поля, усеянного дикими цветами, где они бегали с воздушными змеями. Все это смешалось с соленым бризом пляжа и резким запахом солнцезащитного крема. Затем прибавился еще один аромат: бархатных лепестков дамасских роз. Все эти ароматы источала она. Роуз уткнулась лицом в свитер. Как потерянная душа, которая вернулась к ней.
Но потом у нее возникла ужасная мысль: что, если кашемир нарушал свод законов о роскоши, которые указывали, какую одежду могут носить люди? Вдруг кашемир вне закона? Отца могут арестовать. Изобрели ли кашемир к шестнадцатому веку? Она подбежала к компьютеру и погуглила. И упала духом, когда прочитала в «Википедии», что кашемир придумали несколько тысяч лет назад в Монголии, Индии и Кашмире (естественно). Знал ли кто-нибудь об этих местах четыре века назад? Возможно, путешественник Марко Поло. Принцесса Елизавета была очень умна и постоянно читала историю. Тем не менее она никогда не упоминала Марко Поло. Две секунды спустя Роуз чуть не закричала от радости. В 1811 году Уильям-Луи Терно, ведущий производитель шерсти во Франции при Наполеоне, начал производство кашемира из приобретенного им стада коз. Слишком поздно для законов о роскоши шестнадцатого века.
– Аллилуйя!
Она тут же потянулась за швейными ножницами и только начала разрезать свитер, как пришла Марисоль.
– Зачем ты режешь прекрасный свитер?
– Он принадлежал маме. Мне он не идет, так что я его перекраиваю.
– Перекраиваешь?
– Превращаю во что-то другое. Я постоянно так делаю. Однажды я перешила мамин свитер в юбку для себя.
Она смотрела на Марисоль в надежде, что та поверит. Будет сложно объяснить, что это для отца. Как-нибудь в другой раз.
– Где ты была?
– Делала маникюр твоей бабушке, потом – Бетти, а затем – поварихе Ширли. Все захотели.
– Ой, как мило с твоей стороны.
– Пора начать упаковывать другие подарки.
– И мне. Как только закончу с этим.
* * *
В тот вечер, в канун Рождества, Роуз, Марисоль и бабушка Роуз ужинали в библиотеке за круглым столом. В камине горел огонь. На рождественской елке светились гирлянды. Всю эту прекрасную комнату с ореховыми панелями заливал янтарный свет. После ужина Марисоль извинилась и поднялась наверх, чтобы закончить упаковывать подарки. Роуз с бабушкой сидели на диване напротив камина. Когда Марисоль уходила, Розалинда проводила ее взглядом.
– А теперь напомни еще разок: как ее зовут?
– Марисоль, бабушка. – Роуз подавила вздох. Ей всегда было так грустно, когда бабушка переживала эти кратковременные промахи.
– Ох, какая я глупая. Почему я не смогла вспомнить ее имя?
Когда Роуз только-только переехала сюда, Розалинда часто обращалась к Бетти и спрашивала: «Что это за девочка? Как ее зовут?» Роуз предполагала, что так будет и дальше. Память бабушки несколько истерлась.
– Я сочувствую ей. Она, должно быть, скучает по своей матери, особенно сегодня.
– Я тоже скучаю по своей, – ответила Роуз. – И по отцу.
Просто сорвалось с языка. Она не хотела это говорить.
– Ох, дорогая моя девочка! – Бабушка сжала ее руку.
Роуз вдруг уронила голову бабушке на плечо и зарыдала. Розалинда погладила ее и мягко сказала:
– Тише, тише.
Звук бабушкиных слов чем-то напоминал мурлыканье кошки.
Роуз никогда не говорила об отце, кроме одного раза. Тогда она спросила бабушку, знала ли та ее папу, и Розалинда ответила, что нет, но потом призналась, что он мог быть из «того времени». «То время» – так бабушка Розалинда называла давно прошедшие века, куда уходила сама. Роуз опять подняла голову и всхлипнула:
– Знаешь, бабушка, а ведь я познакомилась с папой.
– Правда? Ты наконец-то с ним встретилась?
Роуз кивнула и вытерла нос о рукав.
– И как его зовут?
– Николас Оливер.
– А, золотых дел мастер.
– Ты его знаешь?
– Нет, но его отец был придворным золотых дел мастером до него, и все говорили, что Николас по таланту даже превзойдет Уильяма.
– В общем, я готовила для папы рождественский подарок.
– Прекрасно, дорогая. Так почему бы тебе не пойти и не отдать подарок ему?
– Правда?
– Конечно. Почему бы не сходить сейчас? – Ее глаза хитро блестели. – Уверена, что ты вернешься к рождественскому ужину.
В этот момент часы на каминной полке пробили девять.
– Но, возможно, там не будет Рождества. Ты же знаешь, нельзя предсказать, в каком месяце окажешься, – возразила Роуз.
– Какая разница? Подарок есть подарок. Он ему понравится, какой бы ни был день: Рождество, Шмождество. Просто иди и вручи подарок от всей души.
– Ты права. – Роуз поцеловала бабушку перед сном. – С Рождеством, бабушка. Ты лучшая.
А затем девочка побежала наверх за подарком. Марисоль снова стояла на коленях и шептала молитвы на испанском.
Она посмотрела на Роуз:
– Куда это ты?
– Я вернусь через три.
– Три чего?
– Три минуты, не дольше.
– Feliz Navidad
[19], Роуз.
– Спасибо, Марисоль.
Глава 20. Послание
Роуз ненадолго остановилась возле пересадыша с подарком под мышкой. Неужели он вырос на четверть дюйма? Роуз нагнулась, опустив лицо к стеблю.
И вот она здесь! Не разгибаясь, девочка запихнула подарок под матрас в крохотной каморке во дворце Уайтхолл. Кто-то тихонько постучал в дверь.
– Да?
– Это просто я, Сара. – Она на секунду замолчала. – Со свежими новостями!
Роуз и забыла, что теперь у нее есть собственная комната. Прислуга ушла, а новую не набрали. Поэтому пустую комнату заняла Сара.
Роуз закатила глаза. Сара была абсолютно одержима возможной помолвкой королевы с испанским принцем.
– Да-да, входи. Расскажи мне обо всем. – Роуз притворилась, что ей не терпится узнать. Бумага под ней зашуршала, и Роуз закашляла, чтобы замаскировать шум. Сара открыла дверь и вошла, ее глаза блестели:
